Василий Боярков - Не по совести

– Ты все еще живой, «старый пень»? – заметил неожиданный посетитель, озарившись нагловатой ухмылкой. – Всё, «ушлепок», кончилась твоя пьянка – готовься, «придурок» на кодировку; считаю, хватит уже мучить своим поведением дочку… где она складирует свои «шмотки»?

– Там, в комнате, под замком, – незадачливо промолвил родитель, указывая на самодельную перегородку и на установленную в ней дверцу, не отличавшуюся достаточной прочностью.

Одним резким движением Константин сорвал хлипкую конструкцию с непрочных навесок и зашел в комнатку, где по указаниям избитой красавицы нашел все, что в такой непростой ситуации ей было необходимо. Вернувшись назад, они вместе с товарищем помогли Тагиевой облачиться в принесенные Константином одежды, после чего, уже несколько успокоившись, обратили внимание на лежавших тут же покойников.

– Что с трупами будем делать? – поинтересовался звероподобный детина, когда все было готово и когда можно было уже убираться с этого жуткого места подальше. – Здесь похороним или куда отвезем?

– Извини, но, на «хера», спрашивается, это нужно? – рассудил его более мудрый подельник. – Здесь и без того всё понятно: эти отмороженные в своей «безбашенности» «беспредельщики» перепились крепленным винищем, вдогонку обкурились «конопляною травкой», перессорились, передрались, а затем, не удовлетворенные простым «махачем», поубивали друг друга – чего ж тут неясного? Вот этот, скажем, бил этого, а тот другого, и наоборот, – говорил он, стаскивая тела поближе.

– И одновременно свернули всем головы? – несмотря на сотрясение мозга, вставила Азмира вполне разумное замечание.

– Один – тот, что самый последний – смог убежать, – мгновенно нашелся Беркутов, что следует ответить смышленой красавице, в этот день превращенной в чудовищное страшилище, – а проще сказать, мне лично возиться с этой «падалью» совсем неохота – уж слишком их много; пусть «менты» здесь убираются, тем более что им сделать просто необходимо – почему? – да всё потому, что, судя по тому обстоятельству, как мертвецы, прежде чем стать покойниками, тут обжились, в это местечко давно уже никто не заглядывал.

Закончив эти недолгие размышления, Константин, разумеется не без помощи верного друга, помог измочаленной Тагиевой добраться до дома, где ее бережно уложили в кровать.

– В больницу не обращайся, – дал он ей перед уходом напутствие, – я пришлю к тебе санитарку-сиделку; а то… как бы нас в «мусарню» «не замели».

Беркутов выполнил все свои обещания, касавшиеся в тот день этой простой российской семьи: измочаленной проститутке организовал должную ей медицинскую помощь, а папашу-пропойцу отправил на стационарное излечение в наркологический диспансер; по выходу же оттуда бандит заставил его быть постоянно при нем, приняв на «работу» в качестве своего личного, неотъемлемого, шофера, организовав ему это «завидное трудоустройство», поскольку у того еще с молодости имелись водительские права – а Костя-киллер уже мог позволить себе пусть пока и подержанный, но все же уже иностранный автомобиль.

За две недели Азмира смогла полностью оправиться от жестоких побоев, нанесенных ей безумным Бакланом; лечение, как и было обещано, оказалось профессиональным, причем получала она его прямо на дому от очень квалифицированного медработника, отличавшимся и еще одним уникальным достоинством: за определенную, дополнительную, плату он не имел привычки «распускать» свой язык. На «работу» идти – страсть, как не хотелось! – тем более что ее непутевый папаша больше не пил, а сам состоял на службе у главного сутенера Иваново; но делать было нечего: она считала себя Константину обязанной, да и он по ровному счету думал совершенно аналогично; словом, вопреки огромному нежеланию, пришлось сразу же отправиться отрабатывать свое счастливое избавление.

Пока она «отдыхала», остальные «девочки» несли свою «повинность», разделив ее «смену» между собой, поэтому в первый же день ей досталось самое «горячее», вечернее, время, установленное у них с шести до двенадцати; заблаговременно переодевшись в привлекательное белье, она ждала первого клиента, напросившегося в «приемные апартаменты» на восемнадцать часов. Он задержался на десять минут. В его ожидании, расположившись на двуспальной кровати, красотка оставила дверь в квартиру открытой, а сама предавалась печальным мечтаниям; как и обычно в последнее время, она думала о своем несостоявшемся женихе, с грустью вспоминая те сладостные минуты, что им были предоставлены злодейкой-судьбой, обошедшейся с ними в конце концов невероятно жестоко; она вот-вот уже хотела было пустить слезу от охватившей ее сильнейшей печали, как вдруг в комнату вошел человек, от одного вида которого Тагиева невольно остолбенела и, единственное, на что решилась, так это «выдавила» из себя его имя:

– Вячеслав Александрович?..

– Ошибаетесь, милая девушка, – весело расплываясь в улыбке, промолвил неожиданный посетитель, – я Владислав Александрович – а Вячеслав? – он мой брат-близнец; но можешь не беспокоиться, – сделал мужчина такое предположение, основываясь на одном только испуганном виде представшей перед ним проститутки, в связи с чем поспешил следом добавить: – Если тебя с ним что-то связывает, то ты не волнуйся: мы с ним давно не общались; а самое главное в наших отношениях – у нас с ним ничего не имеется общего.

Этот человек мало чем отличался от ее несостоявшегося сверка-полковника, за исключением разве что одного: он был более покладистым и выделялся добрым и чувственным отношением; однако, несмотря на такие свои качества, не отличавшиеся высокомерием, а тем более тщеславием, мужчина этот смог добиться неплохих результатов в предпринимательской деятельности и заведовал строительным бизнесом, оказавшимся одним из самых прибыльных в Ивановской области, а заодно и ближайших к ней регионах; кроме этого, он имел еще и ряд ресторанов, в том числе и в столице Москве. С близнецом они, действительно, не общались из-за огромных жизненных разногласий: принципиальный офицер-полицейский, оказавшийся старшим (волей-неволей он родился на пару часов раньше брата), небезосновательно считал себя благородным, а следовательно, полагал, что будет ниже его собственного достоинства, если он признает родным человека, по его убеждению построившего свое состояние на коварстве, лжи и обмане.

Постепенно Азмира (как следует понимать, их общение так и продолжилось) сама не заметила, как невольно попала в «сети вероломной любви», невольно расставленные этим обаятельным и, самое примечательное, добродушным к ней человеком; с каждой встречей она становилась с ним все более ближе, а уже через полторы недели, прошедшие после их знакового знакомства, Холод «купил» Тагиеву на целых трое суток и увез красавицу в главный город России, где стал водить ее по различным развлекательным заведениям, показывая совершенно иную жизнь, полностью отличную от той, что знала бедная девушка несколько ранее; в результате прямо в первую же ночь своего пребывания в славной столице она, спрятавшись в ванной «номера для новобрачных», предалась там безудержным, горьким рыданиям, вызванным видом представшего перед нею великолепия. Владик (как к тому времени его уже называла влюбленная девушка) ее долгим отсутствием тогда не на шутку обеспокоился, причем ему даже пришлось вызывать метрдотеля, чтобы тот в срочном порядке организовывал выломку двери; однако поступать так при тех обстоятельствах не потребовалось: Тагиева, чуть успокоившись, сама вышла наружу, представив на обозрение всех присутствующих прекраснейшие глаза, но разве только немного заплаканные и полные грустной печали.