Людмила Проничкина - Грубым даётся радость, нежным даётся печаль

Чтоб тягаться в работе с мужчиной,

Оказался способ с двойным дном,

Став синдрома похмелья причиной.

Не могла сил набраться теперь

Без из вне их подогревания,

Поселился внутри будто зверь,

Что просил пить для выживания.

Она словно попала в капкан

Круговерти замкнутого круга,

Где, вина предлагавший стакан,

Принимался за лучшего друга.

Так как он своею добротой

Дарил счастья ей ощущение,

И усталость снимал, как рукой,

Привнося в тело облегчение.

Песни петь она всю ночь могла,

Вдруг решив, что сегодня суббота,

Что не нужно спешить никуда,

Что на утро не ждёт их работа.

И отчёт не могла себе дать,

Почему напарники так хмуры,

Ей не сложно было наверстать,

В выходной отработав прогулы.

Забывала про время опять,

В заводной кампании гуляя.

Лишь вина просила подливать,

Озорную песню запевая.

Мать считая, сломленной судьбой,

Сын жалел её, не осуждая.

Находил и приводил домой,

Как опору, плечо подставляя.

Распрощавшись с детством навсегда,

Начал он искать себе работу,

Чтобы полностью взять уж тогда

Об уставшей матери заботу.

В мастерской болты в тринадцать лет,

Закреплял гаечными ключами,

А в столовой давали обед

Винегрет и котлеты со щами.

Возвращаясь с работы домой,

Видел девушку с книгой под дубом,

Она стала для него мечтой,

Предавался о ней теперь думам.

Как-то раз на себе поймав взгляд,

– «Здравствуй», – голосом добрым сказала.

Сил несметных ощутил заряд,

И жизнь красками вдруг засияла.

Целый день говорил лишь о ней,

Уверяя, что от её взгляда

Всё вокруг становиться светлей

И вселяется в душу отрада.

Видел Любу он даже во сне,

В светлой нежности так улыбалась

В тени кроны дуба на скамье,

Что небесным существом казалась.

Он стихи про неё написал,

Любви первой опьянённый хмелем,

Где Снегурочкой изображал,

А себя, незамеченным Лелем.

Как-то парня нашли за рекой,

Что в любви был на зависть везучий,

Он с пробитой лежал головой.

Поразил Степана этот случай.

Подобрал тогда в рифму слова,

И на эту тему сложил песню.

Разлетелась по селу молва,

В клубе спеть удостоили честью:

Каширин Миша

В селе Подгоренки

Каширин Миша жил,

Такой фартовенький,

Всё к нам гулять ходил.

За ним девушки вились гурьбой,

И даже ссорились между собой.

А товарищи на него злились

И ему отомстить сговорились.

Ничего о сговоре не знал,

Домой девушку он провожал.

Со свиданья, когда возвращался,

За селом с парнями повстречался.

Два раза в голову его поранили

И в траве сырой лежать оставили.

На утро женщина пошла коров сгонять,

Увидев Мишеньку, стала народ сзывать.

Покуда публика да собиралась,

Сердце матери да разрывалось:

– Зачем сын красивым уродился?!

Оспой лучше бы в детстве покрылся!»

(Деревенская быль)

Был овациями он польщён,

То звучало, как медные трубы,

Оказался больше поражён,

Тем, что слёзы текли из глаз Любы.

Веря, что сбывается мечта,

Ждёт успех на поприще культуры,

Просил мнение о стихах дать

Он учителя литературы.

И заветное своё прочёл,

Горькой памятью что навеяно

Об отце, который обречён

Был на то, чтоб уйти безвременно:

Мурманск

Город Мурманск в кругу заполярном

Средь прибрежных заснеженных скал

Возведён, как крепость, капитаном,

Чтоб торговлю вести между стран.

Но нашли там металлов породу,

И стране давать прибыль край стал,

Умирало там много народу,

Вскоре умер и сам капитан.

И тогда со смертью обручённых,

Тех, кто прав не имел выбирать,

Политических всех заключённых

Привезли ту руду добывать.

Там же, братцы, работать нет мочи,

Где отца сторожит родной сын,

Он ведь в силу своих полномочий

И в него разрядит карабин.

А тому, кто не выполнит норму,

Триста граммов лишь хлеба дадут,

Будешь рад и подножному корму,

Но, промёрзший вокруг только грунт.

Изнутри цинга тело изгложет,

И осыплются зубы твои,

Но в палату никто не положит,

Потому что больницы полны.

Сколько б мать из окна ни смотрела,

Силуэт не увидит родной.

Почивает её сына тело

Под высокою хмурой сосной.

(Песня)

Педагог откровенен был с ним:

– Да в тебе Некрасов пропадает,

Всё исполнено смыслом одним,

Что народ наш нещадно страдает.

Но послушай старшего совет,

Обходи стороной политику,

Навлечёшь на себя много бед,

Наводить начнёшь если критику.

Посоветовал я бы фольклор

Брать для творческой своей основы,

Наблюдателен глаз твой, остёр,

Не хватает лишь знаний из школы.

И как минимум двенадцать лет

Нужно грызть будет гранит науки.

Но гарантии всё равно нет,

Что оценят твои стихи внуки.

Лишь найдётся десять человек

Из толпы творческих легионов,

Чьи труды переживут наш век,

Достоянием став миллионов.

Может лучше перестать мечтать,

Словно Пушкин, о славе народной,

И себя работою занять

Для села более плодотворной?»

Умудрённого жизнью совет,

Отбил к творчеству души стремленье,

И оставив обиды в ней след.,

Пробуждать стал чувство озлобленья.

– – -

Когда в армии Степан служил,

Вышла замуж за мастера Люба.

Сам ему тогда и удружил,

Описав ту девушку, как чудо.

Снова крикнув в досаде: – «За что?» –

Он в соборе иконе Господа,

Не ощутил опять ничего,

Кроме сжавшего сердце холода.

Возвращаться не хотел домой,

Где усилит воспоминание

От его утрат житейских боль,

Что ввести может в отчаяние.

Был в милицию нужен шофёр,

Возить группы на спец задания,

Поднять уровень велел майор

Начального образования.

Аттестат нужно было иметь,

Что экзамены сдал школы средней.

И впервые пришлось пожалеть,

Что трудиться пошёл малолетний.

Собирался пойти в автопарк,

Не прошёл переэкзаменовку.

Не решался в Москве он никак

Штукатуром поступить на стройку

Не лежала душа у него

К монотонной до скуки работе

И пришлось возвратиться в село,

Чтобы торф добывать на болоте.

Постоянно спрашивал, зачем

С ним жестоко судьба поступала,

И довольствоваться должен тем,

К чему душа его не лежала?

Мечтал у женщин иметь успех,

Только каждый раз терпел фиаско,

Выбирали они всегда тех,

Кто рассказывал складно да гладко.

Душой общества стать он мечтал,