Людмила Проничкина - Грубым даётся радость, нежным даётся печаль

Из-за этого все попадал

В неудобные ситуации,

Зачастую проигрывал спор,

Не имея доводов глобальных.

Оставался так как кругозор

Всё на уровне классов начальных.

Оттого, что прочёл мало книг,

Не имел чёткости в суждениях,

Заходила беседа в тупик,

Смысл утратив весь в заблуждениях.

Силой и умом от земляков

Он особенно не отличался,

В числе не был передовиков,

В стороне общих дел оставался.

Но заметил он, что можно лесть

Выдать за кем-то восхищение

Оказав комплиментами честь,

Завоюешь его доверие.

Когда верят в то, что говоришь,

И не чуют, что водишь их за нос,

Любой ум хитростью победишь,

Лишь бы это всем правдой казалось.

Если был для мира нехорош

Со своею искренней любовью,

То пускай принимает он ложь

С изощрённой двойною игрою.

Зашли как-то с Ямским в исполком,

Секретаршу записать просили

К председателю их на приём,

Комплиментом так её смутили,

Уронила что на пол тетрадь,

Потом ручка со стола упала,

И осталась под стулом лежать,

Жанна красной, как маков цвет, стала.

– Не найти жены лучше, ты глянь, –

Подтолкнул Степана к столу Генка, –

Боязлива, как горная лань,

Да ещё к тому ж интеллигентка, -

Повернулся к ней: – «О тебе речь,

О таком верно парне мечтала?

Отвечала: – «Спасибо за честь,

Только я ему совсем не пара».

Чем же я тебе не подхожу? -

За живое Степана задела.

Некрасивой себя нахожу,

Зачем вам нужна старая дева?

У него от робости такой

Всё внутри наполнилось гордостью.

Решил, что душа найдёт покой

С женой, обладающей кротостью.

Что она ровней себя ему

Не считает – это очень льстило.

Он сказал: -«По мненью моему

То красиво, что для сердца мило.

А я слушаю только его

На мой взгляд, ты девушек всех краше!»

– Но не может ведь быть ничего

Между нами, раз я тебя старше.

Приходилось ему в первый раз

Видеть искреннее смущение,

Исходящая печаль из глаз.

Порождала в нём вдохновение.

В то мгновение душой отмяк,

Видя, что сама себя стыдится,

И сказал: – «Это сущий пустяк,

Хоть сегодня готов я жениться».

Походило что лишь на игру,

Комплименты, где дарят во флирте,

Перешло тут вдруг шутки черту,

Набрав скорость в безудержном ритме.

Ямской вскрикнул: – «А смог бы ей, брат,

Дать сейчас для печати свой паспорт?

Ставлю я охотничий бушлат

Против шлема десантника на спор!

Из кармана достал пиджака

Степан книжечку с гербом красную:

– «Воля мне совсем не дорога,

Если деву встретил прекрасную».

Там открыла Жанна документ,

Где семейное положение,

Узаконил штамп в один момент

Их семейные отношения.

Улыбнулся Ямской: – «Видишь, друг,

На лад жизнь-то пошла понемногу,

Войдёшь в избранный посёлка круг

И к карьере откроешь дорогу.

Степан видел сам, что повезло,

Ведь стал вхож теперь в управление,

И сулить это уже могло

Ему по службе повышение.

Когда лучше узнал он жену,

Понял, что общего у них мало,

Она не рада была ничему,

Что в досуге его развлекало.

Танцевать не умела в гостях,

В стороне сидела с видом умным,

Говорила лишь о новостях,

Коллектив считала слишком шумным,

На вопрос не находя ответ,

От стыда краснела до макушки,

Еще больше портило эффект,

Что она не смеялась на шутки.

Организм не принимал вино,

И была, как белая ворона,

В праздник, где всё объединено

Веселящей силой самогона.

Поддержать, когда просили тост

Подавая чарку на народе,

Выпивала всю, встав в полный рост,

С видом смертницы на эшафоте.

А потом болела голова,

Уводить приходилось с праздника,

И сидела всю ночь, как сова,

Не смыкая глаз, возле тазика.

Её мучила мигрени боль

После праздников тех суток трое,

Недовольство росло исподволь

На его с ней постигшее горе.

А когда к себе звали гостей,

То конфуз был на грани позора.

Привечать не пыталась друзей,

Избегала с ними разговора,

Была пресной, невкусной еда,

Так как мало добавляла соли

И приправ не клала никогда.

Ели, будто против своей воли.

Походили борщи и супы

На рецепты из книг лишь немножко,

Так же, как и блюда из крупы,

Удавалась ей только картошка.

Когда с ней оставались вдвоём,

Не горел интерес к общению,

О чем-то думала о своём,

Стремясь только к уединению.

И казалось, что брак нужен ей

Для того, чтоб сказали селяне,

Что в семье их всё, как у людей,

Что Степан души не чает в Жанне.

Не выказывала теплоты,

А лишь только услужить готовность,

От растущей в душе пустоты

Давать знать о себе стала злобность.

Если он насмешкой оскорбит,

Её это будто не сердило,

Но с укором вдруг так поглядит,

Словно искренне жаль его было.

В безответном смирении том

Милосердие видел монашки,

В другой раз в жгучем взгляде прямом

Вдруг усматривал ведьмы замашки.

И казалось бормотанье слов

У иконы старой, деревянной

Пережитком из древних веков,

А она сама – бабой отсталой.

Вопрошал, в улыбке рот скривив: –

– Эти доски тебе помогают?

Отвечала: – «То лики святых,

Они силу души укрепляют.

Ты без веры, котёнком слепым,

Всё туда-сюда лишь мыкаешься,

К настоящей же цели большой

Никогда не выкарабкаешься.

Человеку придать может сил

Только высший отец наш небесный

К нему взор если бы обратил,

То совет получил бы полезный.

– Да сил столько у меня внутри,

Что сумею свернуть я и горы!

– Только дров не наломай смотри,

Строя жизнь без нравственной основы.

Потерял если ориентир,

Ни к чему твои ухищрения.

Силы сколько бы ни применил,

Вся уйдёт лишь на разрушения.

Не задаёшь если ты вопрос,

Хороши ль дела твои для бога,

Всё пойдёт тогда на перекос,

И ошибок наделаешь много.

-–

Как-то странно сочетались в ней

Беззащитность, схожая с юродством,

И пытливый взгляд ярких очей,

Осаждающий зло благородством.

Лицедейством казалось ему

Слыть хорошей семьёй стремление.

Равнодушна была ко всему,

Кроме общества о ней мнения.

Ну, а в целом считал, повезло,

Жена совестлива и скромница,

Ничего не делает на зло,

Поселковых сплетниц сторонится.

Не искал теперь Степан любви,

Считал, что много эмоций лишних,

Было важно, чтоб в разрез не шли

С его волей желания ближних.

Ни к чему, чтоб нас кто-то любил,

Лишь бы слушался беспрекословно,

Во всём верным и преданным был,

Жизнь бы шла тогда гладко да ровно.

Нужно женщину в узде держать,

А не то сядет тебе на шею,

Попрекать станет да помыкать,

Заниматься начнёшь только ею.