Анастасия Шец - Шах и мат

– Куда мы идем?

– На наш мелзавод. Помнишь его, да ведь?

Он усмехнулся и засунул руки в карманы. Я слегка поежилась. Снова возникли немного нехорошие мысли.

– Да… Помню. Полуразрушенная бетонная труба, лабиринты-подвалы, странные комнатки с неработающим оборудованием… И тот сказочный мостик.

– Я помню, как-то упал с него, – перебил Максим. – Почти три метра, небольшой ручей… Столько кровищи было, поцарапал себя тогда знатно. Но я счастливчик. Мог себе что-то сломать.

– Ты вообще как в рубашке родился… Всегда тебя легко проносит.

– Это верно… – Его голос звучал совсем как в детстве: такой мягкий и добрый. Да и выглядел он не… по-акульи. Не дико. Скорее как рыцарь в доспехах. В холодных доспехах, скрывающих его самого, настоящего, ото всех.

Вскоре асфальт сменился грунтом. Мы спускались в низину. Вокруг появлялись небольшие деревца и кусты, под ногами – мягкая трава и мелкие камушки. Впереди, сквозь редкие листья, виднелось что-то темно-коричневое, будто ржавое. Тот самый мост, узкий, длинный, над небольшим ручьем. Овитый листьями и побегами неизвестных растений. Мост будил теплые, приятные воспоминания… Я улыбнулась.

Мы прошли чуть дальше, и до меня донеслись смешки и веселые голоса. Кто-то болтал, ходя по мосту; мелькали силуэты. На секунду захотелось спасовать, развернуться, и уйти, но Максим будто знал: обнял меня за плечи, сильно стиснул и повел к ребятам.

Это же не ловушка, правда? Я просто пошла за ним.

На краю моста сидели Аня и Саша, они пили что-то слабоалкогольное со вкусом вишни – ядреный запах пропитал воздух. Егор забрался на перила и что-то записывал, усмехаясь и забавно кривясь. Ромка мирно посапывал рядом со своим рюкзаком, его никто не трогал.

– Хэй, ребят, мы пришли! – окликнул Максим, и все обернулись.

– Здра-асьте, – протянул Сашка и поднял свою банку, будто собирался сказать тост. – Рома уснул, пока вас ждал.

Его взгляд скользнул по мне, и стало неприятно. Максим отпустил меня и подтолкнул к ребятам, мол, вперед, пора развеяться. Аня косилась недовольно. Кажется, ей не нравилась эта затея – вернуть меня в «стаю». Я прошла вперед, но подошла не слишком близко, оперлась поясницей на перила и посмотрела на Егора.

– Привет. – Неловкая пауза. Все молчали. – Давно не виделись…

– Точно подмечено, – ухмыльнулась Аня и сделала большой глоток из банки. Видимо, ее уже немного развезло. Она потянулась к своей сумке в общей куче, достала оттуда пакетик, открыла его и что-то вынула.

Меня отвлек Максим, усевшийся напротив ребят и доставший из общей упаковки еще одну жестяную банку.

– Ну что ты, садись, как неродная. Бери, поделимся уж. Да?

– Поделимся, – кивнул Сашка, даже не глядя на нас.

Наверное, не будет ничего плохого, если я выпью блейзера? Оказалось, это он – великий напиток 2007 года, каким его многие считают. Я взяла банку и с характерным пшиком открыла ее, сделала пару глотков и вспомнила, как мы когда-то делили энергетик. Это считалось по-настоящему смелым, отвязным. А сейчас… Мы выросли, и для многих это дело обычное. Выросли, и многое стало неинтересным. Запретный плод сладок.

– Ну, что ты… делала там, в своем Питере? – Егор поднял голову, оторвавшись от своих неведомых записей.

– Жила. Училась. Ничего необычного. – Я пожала плечами, не углубляясь в детали. Похоже на попытку завести разговор, ее определенно надо поддержать. – А вы что тут делали?

– Воевали, – с усмешкой ответил Максим. – Тебе там разве Женька не рассказал?

– А, рассказал. С Лешей, да? Но теперь-то все хорошо, он же выпустился. И, кстати, чего вы с Женей больше не общаетесь? Поссорились?

Аня недовольно шикнула и отвернулась, поднялась с места и пошла к Егору. Они о чем-то тихо заговорили.

– Он выпустился. А толку? – Саша резко ко мне повернулся и скривился, выкидывая пустую банку в ручей. – До сих пор у нас из-за него неприятности. Воюем как дети, ей-богу. А Женя просто внезапно, как он сказал, вырос и осознал «всю неправомерность и аморальность» нашего поведения. Ну его к черту. Думали, один из нас. А… Не такой.

Он поправил олимпийку, а затем, не совладав пьяными руками с замком, с недовольным возгласом бросил ее на спящего Ромку. Аня тихо засмеялась, отвлекаясь от тетрадки Егора.

– Мы не воюем. А даже немного дружим.

Максим возмущенно хмыкнул и залпом допил блейзер. Его голос стал развязнее, а сама поза – какой-то подозрительно расслабленной.

– Дружим? Давно ли это стало называться дружбой?

Егор закрыл тетрадку, слегка оттолкнул Аню, спрыгнул и закинул все в потрепанный рюкзак.

– Ну подумаешь, мы друг друга периодически мутузим…

Я пораженно уставилась на Максима, облизывая сладковатые губы, и села на край пошатывающегося мостика.

– Зато он нам много чего дает.

– Что же вам может дать Леша? – Я нахмурилась, вспоминая, каким он был. – Лешка-кулак.

– Ну-у-у… – Аня упала рядом, поджимая тонкие губы. – Например, мы свободно проходим в некоторые… заведения нашего города.

Казалось, она выразилась чересчур прилично. Слова явно значили нечто посерьезнее. Их могли пускать в клубы, какие-нибудь притоны или на склады магазинов с недетской продукцией. Вряд ли их пускали на кухню детского кафе.

– Да уж… Все стало только хуже, – пробурчала я и нахмурилась, осторожно ставя рядом с собой пустую банку. Она неожиданно быстро кончилась.

– Что стало хуже? – Максим недовольно зафырчал, а я попыталась объяснить:

– В нашем общении раньше была дружба…

– Которую предали, – желчно перебил Саша. Говорить больше не хотелось.

– Никто ее не предавал. Ты знаешь, что тогда было…

– Все знают.

– Ой, вашу мать, ребят, заткнитесь уже! Бесит, все бесит… – Максим поднялся. Он стоял твердо, но как-то… косо, как Пизанская башня. – Голова от вас трещит.

– Не надо было напиваться, пьянь ты малолетняя. – Аня дала ему смачную оплеуху и окинула взглядом пустую жестянку рядом со мной, а затем и саму меня. – Еще и других подбиваешь.

– Никто никого не подбивает! Сами захотели… – Он охнул и схватился за живот. – Что-то меня развезло сильнее, чем я ожидал. Практически на голодный желудок…

– Сам виноват. – Я закрыла глаза, чувствуя, как мир буквально кружится: мост скручивается, звуки меняются, все… искажается. Я тоже здорово опьянела.

Я не чувствовала ни враждебности, ни дружелюбия к себе, но все потому, что толком не могла думать. Рой мыслей, обычно жужжащий хуже пчел, постепенно умолкал. Накатила сонливость. Тепло растекалось по телу и отдавалось легким покалыванием в пальцах. Я улыбнулась и закрыла глаза, улетая в какие-то глупые раздумья. Никто не хочет мне зла. Все возвращается на круги своя…

Ребята притихли, негромко обсуждая события минувших дней и скорый выпуск. Я слышала, как они философствуют насчет того, что может быть потом, и это невольно вызывало улыбку. Несмотря ни на что, каждый из них строил какие-то планы, желал стать в этой жизни кем-то, кого не забудут и кто, может быть, наследит во всемирной истории ну или хотя бы в истории города. Я же не знала, кем хочу стать. Даже кем могу стать. Мысли о будущем казались настолько тяжелыми, что чаще всего их приходилось откладывать в долгий ящик, ведь убегающая сквозь пальцы юность не должна быть непосильной ношей. Этих нош хватит во взрослой жизни с головой.