Анна Безденежных - Вера. Противостояние. Книга 1

– Убей её, – стараясь, как можно чётче, сказал Александр.

– Что? – Филчер в испуге отпрянул. – Ты ещё больше сумасшедший, чем я думал!

– Убей. Иначе мы оба не успокоимся…

– Так сделай милость, – перебил его Филчер. – Пойди мне навстречу. Веру отпустят, увезут домой. Всё у неё хорошо будет.

– Нет, – голос хрипел. – Не бывать этому.

– Ну, хорошо, – Джек направился к кушетке и потребовал у палача. – Дай мне скальпель, дальше я сам! – Продолжил. – Славяне, чёрные, евреи… Времена третьего рейха прошли, но, слава Богу, их последователи ещё есть и достаточно, – Филчер оскалился, выкатив глаза и поклонился. – Ваш покорный слуга! Так скажи, зачем мне, американцу, церемониться с вами, русскими?

Безумно взглянув на Александра, подошёл к Вере.

– Совсем скоро высшая нация искоренит неугодных, а те, кто останутся, будут помечены своим идолом. Арабы – полумесяцем, евреи – звездой Давида, а вы, русские – пятиконечной звездой.

Саша, внимательно наблюдая за движением руки Филчера, старался скрыть во взгляде страх и тревогу, до синевы сжал губы. Как Филчер занёс хирургический нож. Как тот блеснул холодным огнём в свете лампы. Как Филчер взглянул на измученную Веру. Она ещё была в сознании, но зрачки её неподвижно застыли, а неестественно белое лицо, словно окаменело. Джек склонился над Верой, поднёс скальпель к её шее. Она тяжело и часто задышала. Заплакала тихо. Смиренно.

– Мне нравится кроваво-красный. Цвет очищения и всепрощения, – севшим голосом прошептал он. – Я избавлю твою жену от страданий.

Саша видел, как Джек медлил. Примерял острое лезвие к пульсирующей вене. Любовно провёл пальцами по Вериному лицу, пальцами резко сжал её горло. Прохрипел через плечо:

– И тебя, Данилов, тоже.

Резко и коротко Филчер полоснул по живой плоти…

1985 год. Двумя годами ранее.

Письменный стол лишь угадывался под грудой тетрадей и книг и большую часть его занимал большой японский проигрыватель. Его гладкая панель серебрилась, поблёскивая, на солнце, внутри крутилась кассета, но звуки музыки уходили в провода наушников. Вера, сидя за письменным столом, подпевала лившейся из наушников песне, кивала, подрыгивая ногой, кривлялась, забыв, про начатую час назад курсовую работу.

Пела она замечательно. В университете, где Вера училась, вместе с друзьями занималась самодеятельностью. Её друзья играли на гитарах и барабанах, а Вера владела лишь одним инструментом – своим голосом.

Когда-то давно мать отвела её в музыкальную школу – мечтала усадить за фортепиано. Но так получилось, что Евгения Андреевна, Верина мама, перепутала кабинет, и они попали в класс вокала. Преподаватель прослушал девочку и с удовольствием принял её. Вера была счастлива, чего нельзя было сказать о матери. Евгения Андреевна относилась к пению с недоверием и считала это занятие легкомысленным. То ли дело владение каким-нибудь музыкальным инструментом! Хотя она понимала, что если Вера станет заниматься усердно и всерьёз, а они с мужем, при их положении в обществе и связях, смогут “протолкнуть” горячо любимую дочь на эстраду, то успех и слава, так или иначе, не обойдут стороной Верочку.

Вера же думала иначе. Нет, она трудилась, как пчела и в музыкальной школе, и в общеобразовательной, была активной пионеркой, во всю проявляя лидерские способности. Но пение и музыку воспринимала нестандартно, по-своему, как и подобает каждому творческому индивидууму. Вера пыталась сочинять песни, собирала много пластинок иностранных исполнителей. Иногда спорила с учителем по вокалу, отказываясь исполнять академические и народные песни, а иногда требовал только их.

Противоречивый характер девочки прорывался во всех ситуациях. Вера не слыла тихоней и размазнёй, а посему частенько приходила домой в синяках, с ободранными на коленях колготками и с порванным ранцем.

Евгения Андреевна по профессии художник-декоратор, частенько закрывалась в мастерской и творила шедевры, а Вера, предоставленная сама себе и домработнице Эмилии Владимировне, наспех приводила себя в порядок, заметая последствия очередной драки. После врубала пластинки на всю громкость, с животной страстью проглатывала вкусный обед Эмилии и «орала песни на весь дом», как выражалась мама.

Отец Веры, Алексей Николаевич, профессор истории, умный и уважаемый человек, а для Веры самый лучший папа в мире, просто обожал единственную, поздно родившуюся дочь. Конечно, он баловал Веру, но делал это весьма сдержанно и аккуратно. Если Вера забывалась, излишне капризничала, с посторонними вела себя некрасиво или вызывающе, то строго, но тактично, как это делают воспитанные и образованные взрослые люди, разговаривал с дочерью. Порой беседы длились часами, и местами Вера изнывала от скуки и монотонности отцовского голоса, но чаще всего ей нравились эти разговоры, хоть они и несли воспитательный и назидательный характер.

Дело было под новый год. В ночь снега выпало по колено. Вера с ребятами гуляла во дворе, лепили огромного снеговика. Розовощёкая ребятня, навалившись по двое и утирая носы, катали большие комы снега. У кого-то вязаная шапочка съехала на макушку, а мокрая чёлка выбилась из-под неё, у кого-то шарф развязался и болтался, постоянно мешая, но дети не обращали внимания на мелочи, они усердно и скоро ровняли комы в шары и водружали их друг на друга.

Все соседские дети были младше Веры, ей же буквально неделю назад стукнуло десять. Из-за этого Вера не только вела себя, как лидер в их команде, но и чувствовала ответственность за каждого малолетнего друга. Когда снеговик был слеплен и, сверкая на солнце, стоял, улыбался редкозубой улыбкой из камушков, а его морковка, чуть вздёрнутая кверху, походила на настоящий длинный нос Буратино, во дворе появились чужаки. Неизвестно с какого двора они забрели в этот тихий, до ужаса приличный и интеллигентный двор, но эти ребята отличались от вежливых и воспитанных здешних ребят. Они сходу стали задирать мальчишек, грозясь сломать красавца-снеговика. Все девочки убежали по домам, а Вера, ощущая на себе груз ответственности, горячо вступилась за мальцов. Слово за слово – началась драка. Вере досталось: ей в кровь разбили верхнюю губу и посадили большой синяк на левую скулу. И не известно, как бы она ещё пострадала, но кто-то из взрослых, выглянув в окно, пригрозил милицией, чем и спугнул пришельцев-драчунов.

Придя домой, Вера соврала, что поскользнулась на горке. Отец, знающий всю правду и расклад, произошедший во дворе, попросил Веру зайти к нему в кабинет. Он долго молча смотрел на Веру, после подошёл к окну, открыл форточку, закурил и внимательно посмотрел во двор: