Маргарита Менчинская - Тёмная сторона Луны

– Так получилось. Простите!

– Это микрофон у Сашки был выключен! – наконец всё объяснил Ерёмин, и Кате показалось, что на неё вылили ведро воды.

– А я думала, что я слишком громко пою! – сказала она и виноватым взглядом обвела всех присутствующих.

Однако для Марины Александровны это уже не имело никакого значения. Она с привычным высокомерием оглядела всех и остановила взгляд на главном виновнике всех своих несчастий. Тот стоял с опущенной головой и изучал носки своих ботинок. Он ничего не говорил в свою защиту, лишь изнывал от чувства вины, которое было таким страшным, что не оставило ему ничего, кроме этой позы.

Победа, такая желанная и такая близкая, не просто ускользнула из рук. Она показала изнанку, обернувшуюся не только поражением, а позором. Катя мысленно возвращалась на сцену и, представляя своё выступление во всех его красках, с трудом сдерживала слёзы.

Наконец к Марине Александровне вернулась способность изобличать врага.

– Я так и знала! Я чувствовала! Вы все просто изменники! В такой день! Вы, вы, вы… предали своих товарищей! Не оправдали надежд! Это вредительство! Я этого так не оставлю!

С этими словами она засеменила обратно в зал, оставив ребят наедине с грустным выбором – отсидеться здесь или вернуться к зрителям и искупаться в насмешках.

– Нет, я тут теперь и останусь! – тоном, в котором звучала угроза, объявила Катя.

Сашка метнул в её сторону виноватый взгляд и ещё ниже опустил голову.

– Хотя, какая фигня! – быстро передумала она, – пусть сами в следующий раз выйдут и попробуют, как это легко, когда на тебя смотрят сотни глаз!

Мальчишки одобрительно загалдели, и Сашка осмелился поднять голову. Взгляд его не изменился, но он хотя бы смотрел всем в глаза.

– Пойдёмте, – уже не столь уверенно позвала Катя и сделала пару шагов к ступеням, – не бойтесь, я первая пойду, – после чего гордо подняла голову и почти бегом спустилась в зал.

Увлечённые очередным выступлением, зрители даже не повернули головы. Катя заняла своё место, и Сашка сразу оказался рядом. Какое-то время они следили за происходящим на сцене, потом он наклонился к Кате и с чувством прошептал ей в ухо:

– А я бы пошёл с тобой в разведку.

Он всё ещё выглядел виноватым, но говорил серьёзно, будто давал клятву. Впрочем, для любого советского человека это были не просто слова, это была высшая степень доверия, которое один оказывал другому. Промолчать, улыбнуться, напомнить о том, что они оба – каждый по-своему – оказались не на высоте, – Катя сразу отмела все варианты.

– Я тоже, если что, – ответила она и только после этого улыбнулась глазами. – Имей в виду.

Сашка покраснел и, кивнув поспешно, смутился чего-то и вернул взгляд на сцену. О чём он думал и какими словами бичевал себя за свою природную стеснительность, Катя могла угадать без труда. Она тоже себя ругала. Сбилась со счёта, сколько раз обозвала себя дурой и не слишком понимала, чем таким заслужила честь пойти в разведку с этим человеком. Но, несмотря на то, что случилось на этой сцене, доверить свою жизнь Сашке она бы не побоялась и была не просто рада, а по-настоящему счастлива, что в этом маленьком и ничем особо не примечательном городке ей повезло встретить людей, для которых её маленькая, смешная, нелепая жизнь представляла ценность.

Если оперировать историческими терминами – а для 10 «В» это давно стало нормой – к середине третьей четверти обстановку внутри этого школьного организма вполне можно было охарактеризовать как революционную. Марина Александровна использовала все методы, чтобы удержать власть, ребята – с трудом терпели её тиранию. В конфликт, что делало честь сильной стороне, редко втягивались внешние силы. Пока ещё учительница сама справлялась с революционными массами, как вдруг сюрприз преподнесла Любовь Сергеевна Скорова.

Это была женщина лет сорока пяти крупного телосложения и крутого нрава, которой для достижения дисциплины хватало одного взгляда поверх красивых роговых очков. Приличное знание английского демонстрировали единицы, и, заслушивая ответ ученика, она зачастую использовала стул, как успокоительное средство. Стоит дать себе поблажку в чём-то раз, другой, и ты раб привычки и мишень для насмешек. Раскачиваясь на стуле, Любовь Сергеевна будто испытывала его на прочность и параллельно с этим ковырялась в ушах при помощи обычной спички, на которую наматывалась вата. Все эти действия, включая изучение содержимого ушных раковин, стали неотъемлемой частью учебного процесса. Любовь Сергеевна нисколько не смущалась этого и после нескольких лет упорных тренировок научилась вести урок, развалившись на стуле и практически его не покидая. Новеньких это коробило первое время, но потом даже они отказались от претензий, научившись смотреть на этот недостаток сквозь пальцы. Тем более что других недостатков у Любови Сергеевны не водилось. Свой предмет она знала, любила и преподавала от звонка до звонка, не тратясь на всякие недостойные глупости. Этим, видимо, и была обусловлена быстрота, с какой девочки выполнили команду, построившись у доски. Шеренга растянулась от стула, на котором сидела учительница, до самой двери за считанные секунды. Однако Любовь Сергеевна даже не повернула головы и продолжила изучать свои холёные руки с какой-то странной отрешённостью, ей абсолютно не свойственной.

Мальчишки забеспокоились первыми, и тогда она соизволила оглянуться, но выглядела так, будто видела перед собой экспонаты в музее дешёвых подделок.

Не в силах понять замысел учительницы, девочки пришли в смятение и стали переговариваться, чем побудили её к началу действий.

– Ты и ты, – она указала пальцем на двух учениц, – можете сесть на место. – Потом вернулась к тем, кто остался, и силой осуждения во взгляде заставила их упереться глазами в пол. Катя находилась среди тех, кто терялся в догадках по поводу истинных целей этого мероприятия, но подозревала, что бои за высокие идеалы коммунистической нравственности дошли также до уроков английского.

– Вот это да-а-а! – воскликнул кто-то из мальчишек, и Любовь Сергеевна вскочила, но, не поняв, кому предъявить претензии, обыскала класс взглядом и снова повернулась к доске.

Ситуация становилась всё более комичной. Мальчишки начали переглядываться, и Сашка нашёл этот момент удачным, чтобы вспомнить прошлое, а заодно немного разрядить обстановку.

– А ничё у нас девчонки, Славик не соврал, как на подбор! Надо им почаще у доски строиться. – Он имел что добавить, но учительница хлопнула ладонью по крышке своего стола и так взглянула на Сашку, что заставила замолчать на полуслове.

Каждый, кто был этому свидетелем, успел сложить одно с другим и понимал, что поводом для такого необычного начала урока послужило не что иное, как длина школьной формы. Сразу бросилось в глаза, что у доски остались лишь те, кто не торопился следовать веяниям моды и оставил платье коротким. Многие, и Катя в том числе, донашивали форму с прошлого года. И только две девушки, те самые, что отправились на место, носили такую длину, чтобы не столько понравиться учителям или соответствовать капризам моды, сколько прикрыть недоработку природы.