Владимир Нестеренко - Сладкое слово – месть

Счастье человека изменчиво, как погода. Эту изменчивость Катя испытала на собственной шкуре.

Совсем недавно считала себя счастливейшим человеком. У нее есть любимый и любящий мужчина, с которым она сегодня должна пойти к алтарю и поклясться перед Богом в вечной верности. Зная, что колосс счастья должен стоять если не на золотых, то на серебряных ногах, но отнюдь не на глиняных, ибо от слез безденежья они будут размыты, она постаралась эти ноги сделать прочными. Катя видела своими глазами счет на триста тысяч долларов в одном из коммерческих банков города. Но разве подлинное счастье можно измерить банкнотами? Оно неизмеримо. Теперь его попросту нет, все улетело в тартарары. Осталась только неизвестность, та мука, которой пытают узников, засадив их в каменные мешки, подобные замку Иф.

Катина камера не в подземелье, в окно светит солнце, слышен гул улицы, но неизвестность от этого не исчезает, и она с изощренностью палача инквизиторов рвет в кровь Катину душу. Девушка поминутно смотрела на часы в надежде, что сейчас за полчаса, за пятнадцать, за пять минут до назначенного часа венчания раскроется дверь, в нее ураганом влетит Вовчик, схватит за руку, и они молнией полетят в церковь. Но проходили минуты, и стрелка неумолимо перевалила за желанную цифру, ставшую теперь роковой, а дверь не открывалась, коридор безмолвствовал, глуша ее беспомощный стук в двери, крики мольбы и проклятья. Пока приближался назначенный час венчания, Катя жила надеждой, что все образуется. Ведь надежда может быть самым сильным оружием в борьбе со злом, и она таковым оставалась до самой последней секунды. Но надежда стала сильнейшим ядом разочарования, когда минул долгожданный час. Она с ужасом осознала, что венчание не состоится, за дверью по-прежнему беззвучное молчание, словно там безвоздушное пространство. Но Катя знает, там есть коридор, потому что ее новые удары в дверь гулко разносились в пространстве какого-то помещения. Она из последних сил тарабанила в дверь каблуком, когда вместо двери открылось окошечко, а вместо Вовчика в нем оказался поднос с пищей и напитками.

Катя, стремительно выхватив поднос, чтоб не мешал видеть пространство и человека подавшего пишу, попыталась высунуть в отверстие голову, крича:

– Объясните, что происходит, почему меня заперли в день назначенного моего венч?.. – Катя не договорила, ее голову выпихнула из окошечка чья-то сильная и мокрая рука, дверка захлопнулась. Катя в сердцах грохнула поднос с пищей на пол, вновь стала стучать в дверь обеими кулачками изо всех сил.

– Негодяи! Вы похитили меня, вы убили моего мужа! Отвечайте, где я нахожусь, что вы задумали?!

За дверью безмолвствовали. Израсходовав силы, Катя снова опустилась в изнеможении на пол, увлажняя слезами коленки в шелковых брюках. Проплакав горючими слезами с полчаса и вылив из себя весь запас слез, Катя, вздрагивая всем телом, медленно продолжала осознавать свою катастрофу. Коварное пленение с беспощадной жестокостью аборигенов этой азиатской страны не несет ничего хорошего. В чем заключается худшее, она догадывалась. От этой догадки ей стало дурно, отвратительные картины насилия следовали одна за другой, ей не хватало воздуха, в горле пересохло и драло так, будто в него всыпали лопату горячего песка. Катя поискала глазами на столе графин с водой и не нашла, обшарила стены в надежде увидеть раковину с краном, наконец, двери в туалет. Ничего этого не было. Тогда взглянула на то, что недавно являлось обедом, теперь разбросанное по полу. Предусмотрительные тюремщики упаковали обед в пакеты, бутылка с минеральной водой оказалась нераспечатанной. Катя потянулась за ней, лихорадочно отвинтила пробку и с жадностью утолила жажду.

Это магическое действие, когда разволновавшемуся человеку предлагают выпить воды, и он после нескольких глотков успокаивается, отчего, Катя никогда этого не могла понять, так же отрезвляюще подействовало и на нее.

«Надежда на чудо так же опасна, как и бездействие, – стала размышлять она, – глупо полагать, мол, я надеялась и это свершилось. Только вера в свои силы даст тот рычаг, которым я открою дверь для побега. Надо поменять тактику. Истерикой ничего не возьмешь, она здесь бесполезна и равносильна просьбе о пощаде к палачу преступника, находящегося на эшафоте. Надо притвориться покоренной и выведать намерения похитителей. Только не переиграть, крупные преступники всегда хорошие психологи и могут раскусить мою пилюлю. Сегодня, пожалуй, ничего не надо есть, и как только окошечко откроется, тут же объявить голодовку. Этим скотам нужно мое изящное тело, чтобы зарабатывать. Они не станут надо мной долго измываться».

Катя пришла к таким выводам, когда лучи солнца последний раз оранжево блеснули в окне. Комната стала погружаться в зловещий сумрак, почти тут же улица засветилась огнями фонарей и реклам, беспокоя девушку своим фосфорическим светом. Найденное решение несколько ободрило узницу, но теперь тревога души перекинулась к маме. Где она, что с ней? Ублюдки, похитившие ее, наверняка ничего не знают о приезде мамы. Но если это сделали киношники, они схватят маму. Вовчик говорил им о предстоящем венчании, о приезде родственников и даже приглашал всю группу в церковь. Она это слышала, потому, может быть, ей было вдвойне стыдно сниматься в этих денежных клипах. Тревога за маму холодной сталью вошла в сердце и сидела там, отдаваясь болью.

В то время, когда Катя Луговая терзалась неизвестностью, запертая в комнату с решеткой, Корзинин благополучно возвращался в свой город. Он был печален, как полководец, выигравший битву, но оставшийся без армии. Катя осталась там, а он, как бесчувственный удав, спокойно заглотавший обезьянку, уполз переваривать пищу. В данном случае пищей является та сумма, что пополнила его счет от грязной сделки в казино, и, против обыкновения, не взбадривала, а укоряла. Все же он человек и любит Катю. Раньше новые счета, до которых никто не доберется, даже шеф, а в скором времени будущий тесть, приносили ему максимум удовлетворения, словно он побывал на Олимпе богов, и те его восхваляли за хваткость и всеядность в делах, приносящих прирост капитала. Но теперь сам Юпитер нашептывает ему на ухо: богатство не дает полного счастья, нередко оно является причиной своего порабощения.

Горькая правда. Ради денег он отказался от любимой женщины, обокрал себя, стал рабом своего богатства, подобно джинну, тупо твердившему Аладдину: «Я раб лампы». Даже самому не верится, что женщину, которую любил почти целый год, и она принесла ему океан удовольствия, продал жирному азиату. Корзинин малодушно оправдывал свой поступок давлением шефа и угрозой вытереть об него ноги, что значило потерять свой, пока еще неустойчивый бизнес.