Милена Миллинткевич - Басурманин. Крылья каарганов

– Пленник Дамира – княжна? Ты от горя совсем ума лишилась? Была у Рязанского князя дочь, да сгинула давно. Если бы пленник был девицей, кыпчаки об том узнали. Но до меня вести из диких степей не доходили о княжне в становище Дамира. А о пленнике хана, бившемся супротив моих «каарганов», мне известно.

– Ты прав, Джамбулат. Дамир брал в битву княжича. Когда тот чуть не погиб, он на тебя в поход собирался. Да только живуч пленник оказался. Ни сабли воинов твоих, ни хитрости Агын не сгубили его. Видать, не впервой с духами тёмными один на один выходить. Вот и в этот раз уберегли они русича.

– Так, стало быть, у Дамира два пленника?

– Один. Рязанская княжна. Только вот…

– Что? Говори! – расхаживал в нетерпении Джамбулат.

– Скачет верхом она не хуже кыпчаков. На мечах бьётся крепко. Сила и ловкость в руках её не девичья. Агын моя с малых лет в седле. Сабля и лук со стрелами заместо гребня и лент ей были. А всё же в ловкости и силе с воинами не сравнится. А эта княжна с ними на равных.

Джамбулат остановился перед сестрой и, сощурившись, заглянул ей в лицо:

– И никто подмены не увидел?

– Нет, – замотала головой Суюма. – У мужчин глаз зоркий там, где сражения и охота. А девица, да если она ещё и под мужским платьем скрыта, тут им никакой заботы нет. А уж если за то мать Дамира возьмётся, и захотят увидеть, да не смогут.

– О чём это ты?

– Мара во все котлы с отварами особые травы подмешивала, дабы отвести глаза тем, кто был зорче остальных и мог разглядеть подмену. Да только мы с Агын из этих котлов не пили. И хотя я сама подмены не увидела, моей девочке поверила.

– Что же, Дамир! Вот и ещё одна причина растоптать тебя. Я хотел Агын в гареме Маджида поселить. Она женой его первой должна была стать.

– А разве Икинджи ещё не выбрал сыну жену? – Суюма удивлённо уставилась на Джамбулата.

Но он не ответил и даже не взглянул в её сторону. Его удивили речи сестры о странном пленнике. Но более того занимали его думы о Магруре. После стольких лет она находилась так близко, здесь, за дверью. Такая беспомощная. Такая желанная.

– Брат мой!

Джамбулат резко остановился и полыхающим злобой и ненавистью взглядом уставился на сестру. Но, видя, как она отшатнулась от него, смягчился.

– Не бойся. Мой гнев тебе не страшен.

Суюма облегчённо вздохнула и спросила:

– Скажи, Джамбулат, зачем тебе Мара?

– Она принадлежит мне! Я обещал её отцу, сделать непокорную гордячку своей. А я всегда держу слово!

– Ты всё ещё любишь её? После стольких лет?

– Я любил её, даже тогда, когда все были уверены, что она мертва.

– А я всё диву давалась, и чего это твой «каарган» так расспрашивал о ней…

– Я стольких людей потерял, пытаясь заполучить её.

– Не только своих…

– Мне нет дела до прочих. Если потребуется, я смету всех на пути, но получу то, что желаю. Но ты, Суюма! Ты, моя сестра, добыла её для меня!

– Если бы не Мара, брат мой, ты и не вспомнил обо мне, – с грустью, низко опустив голову, произнесла Суюма.

Джамбулат схватил сестру за плечи и с силой тряхнул, заставляя поднять голову:

– Вместо того чтобы стать для Хорезма залогом верности Каюм-хана, ты опозорила отца. Ты опозорила меня. Твой наречённый выбрал другую. Мне нет дела до терзающих тебя горести и печали. Но я прощу тебя. Исполни мою волю, и жизнь твоя вновь будет прежней.

Суюма вздохнула.

– Я всё сделаю, Джамбулат!

Он посмотрел на сестру и ухмыльнулся:

– Уговори Магруру покориться мне.

– Ты же знаешь, она не склонит голову перед тобой.

– Заставь! Её! Подчиниться! – прошипел Джамбулат.

– Что ты задумал?

Джамбулат приблизился, навис над сестрой:

– Я желаю, чтобы она сделала Дамира моим клинком – яростным, непреклонным, неустрашимым и непобедимым.

– Разве твоих «каарганов» тебе недостаёт? Что один супротив целого войска?

Джамбулат усмехнулся.

– Может и ничто. Но я поклялся отомстить Дамиру. Так и будет.

– Но как?

– Когда Магрура сделает сына послушным моей воле, я заставлю его исполнить задуманное мной. А после велю ему убить мать. Когда же её чары падут, и он увидит содеянное, буду наслаждаться мучениями моего врага. Я заставлю Дамира лишить себя жизни.

– Этого не будет. Его боль будет велика, но и ненависть к тебе тоже. Дамир выстоит.

– Тогда я сам убью его.

– А если Мара не покорится? Не станет исполнять твою волю?

– Лучше будет ей подчиниться. Или я заставлю её смотреть на смерть сына. А погибель его будет лютая!

– Дамир силён. Он, как и его отец, властвует над духами. Что станет, если ворожба Мары не подействует?

– Тогда я убью Магруру на глазах у сына. Дамир пожалеет о том, что встал у меня на пути. Слава о моей мести разойдётся по всем землям. И никто больше не посмеет оспорить мою власть.

– Странная любовь твоя, брат. Ты так жаждешь исполнения задуманного. Не щадишь даже ту, что тебе дороже сестры…

Снаружи послышался стук копыт, и сразу за ним в дверях возник Тамача.

– Господин!

– Кто посмел потревожить меня? – зарычал Джамбулат.

– Это я, господин! – дрожа от страха всем телом, пробормотал молодой воин. – Посланник…

– От кого? – бросив на него гневный взгляд, перебил Джамбулат.

– Слуга прислал весть, мой господин! Хорезмшах повелел тебе немедля явиться во дворец.

Военачальник Хорезма на миг задумался, потом распрямился и вскинул голову.

– Женщин запри и не выпускай, пока я не велю. Понял? Случится что, голову с плеч сниму!

И не взглянув на сестру, Джамбулат ушёл.

– Владелина! Гляди, аки высоко я взобрался?

На ветке одинокого дерева, что росло рядом с самым большим холмом в округе, сидел голубоглазый княжич десяти годков и болтал ногами. Лёгкий ветерок перебирал его льняные кудри, рассыпавшиеся по плечам, шелестел листвой, окутывая долгожданной прохладой.

– Ох, братик! Вона ты где! А я гляжу – токмо был да канул, аки не было тебя. Спускайся немедля! Коли Гридя прознает, враз батюшке сказывать станет о шалостях твоих, – подперев бока, выговаривала княжна того же возраста и с таким же светлым ликом, синими глазами-озёрами и льняной косой до пояса.

– Недосуг ему жалобиться-то. Вишь, он с младыми ратниками бьётся! Вон тот, длинный аки жердь – хилый. Ему токмо стрелы подавать, да за лошадьми ходить. А тот, тощий, с отметиной на лике – шибко изворотливый.

– И откель тебе, Владислав, то ведомо?

– Полезай ко мне – сама всё узришь!

Не хотелось Владелине нарушать батюшкино веление и озорничать, но посмотреть на шутейные бои она любила. И вот так, чтобы свысока да скрытно…

Княжна огляделась. В одном месте у широкого ствола из земли торчали сплетённые мощные корни. Над ними «красовался» уродливый глубокий след от топорища. По всему видать, кто-то желал срубить дерево, да не с руки оказалось. Взобравшись по стволу и уцепившись за нижнюю ветку, она изловчилась и уселась рядом с братом.