Александр Спахов - Лицо для Риты

Рита нервничала, зонтик остался на работе. Не то чтобы она в этого парня была безумно влюблена, просто не просматривалось в обозримом секторе более подходящего кандидата. Перед вестибюлем станции «Маяковская», между колоннами концертного зала скапливался не оснащенный зонтами народ и с опаской разглядывал готовое обрушиться небо, прикидывая, успеет ли добежать сухим до места своего назначения. Рите нужно было в Малый Козихинский переулок. Метров восемьсот.

– Нет, не успеть, – решила она. Пятна на тротуаре быстро сливались в одну лужу, покрытую крупными и прочными до наглости пузырями. Дорога в сказку отрезана.

«Полная нелепость», – почти вслух подумала тогда Рита. Но в этот момент со стороны Тверской, уже Тверской, а не улицы Горького, показался человек с гигантским зонтом над головой. Шатром каким-то, а не зонтом. При желании под ним могло поместиться пять девушек, спешащих на смотрины. Лица человека видно не было.

– Товарищ! Пустите под зонтик, ненадолго, я не помешаю. Я маленькая.

Зонтик приподнялся, человек повернулся в ее сторону.

– Если маленькая, то пожалуйста.

Рита шагнула – и жизни их плотно пересеклись: вместо планируемых пяти минут навсегда. Это был КВ.

Рита уже не торопилась покидать кабинет мэтра Гибера, она ждала следующего вопроса. И, когда он прозвучал, на глаза навернулись слезы.

– Что сказала медсестра в лесу у деревни Бегичево?

Был жаркий день, суббота, июль. Они выбрались за город. Гуляли в лесу, купались в Оке, дурачились, даже затеяли играть в войну. Рядовой Костя Воронин стал валиться в высокую душистую траву, увлекая за собою медицинского работника Рио, приговаривая:

– Брось меня, сестрица, не тащи. Все равно истеку кровью.

А сам как бы вплетался в Риту руками и ногами, забирался под платье, целовал ее уже где-то возле ключицы, расстегивал неподатливые пуговицы, спешил.

На Риту обрушился сладкий запах полевых горячих цветов, стальной привкус земли, стебли медуницы щекотали шею. Божья коровка невозмутимо ползла по его щеке, видно, они ненароком преградили ей, спешащей по субботним неотложным делам, дорогу. Жаль, мы не хотели тебе мешать, коровка. Любопытная стрекоза подлетела поближе, выясняя, что же происходит на ее участке. Рита тогда торопливо, уже задыхаясь, отвечала:

– Погоди, солдатик, не умирай. Я вынесу тебя к нашим.

Такая вот игра.

Ресницам недолго удалось удерживать тяжелую слезу, влажная дорожка на левой щеке закончилась в уголке губ Риты.

«КВ, зачем так туго захлестываешь мне горло? Ты проверяешь, не забыла ли я тебя? Нет, я не забыла. Ты хорошо позаботился об этом. Да, я хотела бы, но не получается».

Даже если бы Рита могла говорить сейчас, то все равно не сумела бы перевести свои тогдашние слова на английский.

– Мадам, вы можете сказать медленно по-русски. У меня есть транскрипция. – Месье Гибер внимательно наблюдал за Ритой. – Только, пожалуйста, потом переведите на английский общий смысл фразы. Но сперва позвольте предложить вам воды.

Хрустальный стакан, заполненный на три четверти водой с мелкими пузырями, вернул Риту к настоящему. Она попробовала говорить, и русские слова прозвучали в парижской нотариальной конторе как крик заблудившейся в ночном пространстве одинокой птицы.

Тем не менее мэтр был явно удовлетворен, он вдумчиво сверился по бумаге, затем посмотрел перевод, уточнил слово «солдатик». Затем протянул Рите капиллярную ручку и попросил переписать абзац из туристической русскоязычной газеты «Парижские вечера». Рита выбрала кусок из статьи о художнике Сергее Чепике и принялась писать, поглядывая на репродукцию его картины, где пригорюнившиеся, как и Рита, химеры собора Парижской Богоматери разглядывают сверху бесконечный город, на который, как и четырнадцатого мая одна тысяча девятьсот девяносто пятого года, собирался вот-вот обрушиться дождь.

Довольно долго мэтр разглядывал написанное Ритой, сверял то с одним листом, то с другим, прикрывая их, как ревнивый «хорошист» прикрывает от соседа по парте, двоечника, самостоятельную работу по русскому языку.

Она понимала: на этих листах – образцы ее почерка, но не могла определить, когда и что именно она на них писала. Попросить мэтра показать их ей она не решалась – вдруг ее просьба покажется ему подозрительной. Хотя непонятно, какое отношение имеет к ней все, что здесь происходит, и чувства этого человека также не должны ее волновать. Наконец Оливье Гибер положил листки на стол, чуть в стороне от себя. Рита разглядела верхний листок и легко узнала его. Еще бы не узнать! Наутро после того дня, когда КВ не вернулся домой, она нашла в себе силы пойти на работу и, уходя, оставила в прихожей записку на случай, если он все же вернется. В записке она выражала удивление по поводу его отсутствия и просила немедленно позвонить ей, ведь она волнуется и ждет. Вечером Рита вернулась домой не одна: за ней заехал Петр и всю дорогу расспрашивал о КВ. Входили в квартиру они вместе, и она не обратила внимания на отсутствие записки, а потом было не до того. Как же эта бумага попала сюда?

Мэтр проследил за взглядом Риты и ничего не сказал. Он поднялся, открыл массивный сейф, достал из него конверт, вернулся к столу, вызвал по селектору какого-то месье Тома. Им оказался давешний молодой человек с хвостом. Он сел за маленький столик справа от мэтра. Непостижимо, но крайне серьезному Оливье Гиберу в этот момент удалось стать еще серьезней, торжественнее и строже.

– Мадам, сейчас вам будет зачитано завещание господина Жиля Сидиха. Я обязан сообщить вам, что практика предписывает делать это в присутствии адвокатов наследника, хотя это и не является законом. Вы вправе отложить или перенести прочтение до момента прибытия ваших адвокатов. Ваше решение, мадам?

– У меня нет адвоката, но думаю, я в состоянии выслушать и понять самостоятельно все, что вы мне сообщите.

– Хорошо, мадам. Я вскрываю завещание и вначале прочитываю его вслух по-французски, затем пересказываю по-английски, вы заверяете его, и, вероятнее всего, послезавтра я вручаю вам официальный перевод на любом из указанных вами языков. Вы готовы, мадам?

– Да, я готова.

Мэтр начал читать, а Рита принялась слушать. Месяц назад она купила лингафонный курс французского и пыталась вечерами заниматься, но сейчас смогла узнать лишь некоторые слова. Рита никогда и не помышляла ни о каком наследстве, не думала о состоянии, собственности, недвижимости и прочих подобных вещах, делающих человека богатым, позволяющих ему не работать, жить в свое удовольствие.Хотя в Москве она видела многих, кто упорно старался получить побольше денег. И у иных получалось. От завещания, которое монотонно читал господин Гибер, Рита не ждала перемен в своей жизни и приехала сюда не из-за наследства, а в ожидании вестей о КВ. Собравшись с мыслями, она хотела спросить о муже, как только мэтр закончит читать.