Игорь Шпотенко - На перекрестках судьбы, или Исповедь предателя

Вечеслав Силыч Селютин наблюдал за всем происходящим в окно своего кабинета и не вмешивался. Ему старому вояке и самому было интересно узнать настроение рабочих своего рудника. Теплые дружеские отношения со всеми без исключения работающими, человеческий подход к проблемам народа сделал свое дело – народ поддержал своего уважаемого руководителя и не в коем случае не эксплуататора. Когда новоявленных патриотов отправили вышел к собравшимся Селютин. Наступила тишина. Вечеслав Силыч обратился по старинке, да и не мог он по-другому: «Ребятушки Вы мои, сегодня Вы показали свою сплоченность вокруг своей коммуны, да не побоюсь этого французского слова, именно коммуны. Мы тут живем много лет, работаем каждый на своем месте, вместе отмечаем праздники и дни горя, вместе растим детей и уважаем старость. Чувствую, что много нам придется перенести еще, но будьте всегда вместе и мы победим любое лихо» сказал он. Народ стал расходиться, обсуждая произошедшее.

Летом того же года Колю взяли в детский сад на полный день. Оплата была совсем не большой основные затраты нес на себе рудник. В саду Коля стал развиваться гораздо быстрее. Он научился как-то сразу разговаривать, появились новые увлечения, с детьми занимался преподаватель по спорту и слову божьему, стали учиться и читаться молитвы.

Про Октябрьскую революцию на руднике узнали ближе к новому году, когда первый раз не смогли отправить добытый с таким трудом, уголь по назначению. Стали появляться задержки по зарплате, питание сразу же резко ухудшилось. На руднике стали появляться какие-то вооруженные люди. И вдруг все сразу изменилось. С Луганска прибыл спец отряд красногвардейцев и стал силой записывать в красную гвардию защищать идеалы революции рабочих и крестьян и как ого то там Ленина. На дорогах появились банды грабителей. Началась разруха.

По ночам слышалась канонада пушек и винтовочно –пулеметная стрельба. Потом на рудник вошли регулярные части России, которые забрали последних лошадей с шахтной конюшни, забрали остатки крупы и муки в столовой и несколько ранее служивших в армии шахтеров, нарядив их в военную форму.

Банда Орлика налетела рано утром и порубила около сотни офицеров и солдат. Те, кто успел отступить стали палить с пушек по руднику. Сожгли бани и несколько бараков для холостяков, повредили копер. В шахту уже никто не ходил и лавы просто задавило. Работы не стало. Николай решил было уезжать, но кума его остановила: «Ты куда собрался? Революция в мире творится, сиди не дай бог убьют, а у тебя дите малое, кто в ответе?» Но благополучия не случилось следом опять пришли красные и опять устроили набор в добровольцы. Николая одели в гимнастерку, поставили к лафету с пушкой управлять лошадьми. Права оказалась цыганка в таежной заимке Николая убило в первом же бою за Шубинку. Колька остался круглым сиротой.

Кумовья Кольку не бросили, как жил он у них, так и остался, как называл он Люську мамой, так и продолжал называть малец не смышленышь. Люся, оставшись на время одной с кучей своих, да еще одним чужим детьми, первое что сделала – забрала все нажитое Николаем себе вместе с комнатой. Ласково спросив у мальца Кольки; «а что не помнишь ли ты где папка ложил денежки? Или ты маленький не знаешь?». Простой, не смышленышь тут же показал, что все знает и указал тайничок отца в половице под столом. Достав железную, довольно тяжелую коробочку от конфет Монпансье, Люська открыв удивилась. Там аккуратно переложенные бумагой лежало чуть ли не 200 золотых Николаевских червонцев. Целое состояние. Все что Николай заработал за два с небольшим года каторжной работы в забое и с чего хотел купить себе заимку в тайге и начать новую жизнь. Семен где-то служил у Колчака и деньги оказались как раз кстати. Недолго думая Люська купила два десятка телег кирпича на своем рудничном заводе и наняла каменщиков сложить дом. Разрешения никто дать уже не мог, но и запретить так же некому было и умные люди стали строить улицы на не работающем временно руднике. Люська ухватила 10 соток хорошей земли не далеко от пробуренной скважины с водой. Стройка шла быстро, так ка работы другой не было и мужики, навоевавшись и соскучившись по топору и мастерку, работали ладно, да и деньги в семью надо было принести. Каждый день приходя на стройку женщина радовалась чему-то возведенному. В первую очередь выгнали печь в углу комнаты, которая станет кухней и от нее уже гнали стены проводя по ним каналы для дымохода. Дом выгнали за одно лето и перекрыли его матами с камыша – новшествам того времени, уже не соломой. Одних окон во всем доме было восемь по количеству детей.

Глубокой осенью 1920 года вернулся весь израненный и весь вшивый муж Семен. Отлежавшись месяц и немного откормившись да приодевшись он и сам взялся за работу. Строили подсобные помещения все добротное, каменное и утепленное. Весной 1921 года переехали всей семьей в новый дом. Денег еще хватило и на хозяйство. Купили две коровы, курей, уток и хорошего собачонка кавказской породы. Одна беда Семен начал выпивать.

Шести летний Коля рос как на дрожжах. Он с малечка понял, что заступаться он должен сам за себя и отчаянно лупил всех, кто пытался его обидеть. Домашние старшие пацаны его не трогали, но и не защищали, так как знали, что он им не родня. Одевали мальца только в обноски старших. Никто никогда даже и не думал купить ему что-то новенькое. Так оно и шло босоногое детство в не своем доме с не своей мамой.

Летом 1921 года восстановили шахту 1/1 бис Криворожье и работа закипела. Появились какие-то люди коммунисты, которые заставили всех сесть учиться. Так осенью 1922 года Колька пошел в первый класс школы. С начала это была трех летка на подобие старых ЦПШ, но потом с нее сделали семи летку. Строили школу с кирпича рудничного кирпичного завода на деньги шахтеров заработанные в не урочное время. Школа была двухэтажной. Это было первое высотное здание рудника. В школу Колька ходил в латанных перелатанных штанах одного из братьев, залатанных разными цветом латками ботинках другого брата и пошитой Люськой цветастой рубахе со старого платья старшей сестры, конопатой Верки. У него была не большая холщовая сумка для принадлежностей и тетрадей, а еще дети носили с собой в сумках завтраки, но Кольке никто его не клал – просто забывали, кому он лишний рот нужен. Чернила делали сами с красной породы с добавлением сока черники, а тетрадки сшивали самостоятельно из старых газет и писали на чистых местах. Так началась Колькина учеба. Мальчик учился с удовольствием и все схватывал просто на лету. Это заметила и учительница, приехавшая сюда по какой-то путевке комсомола с Луганска. Узнав, что Колька круглый сирота, она постаралась поставить мальчика на питание в школе. В столовке давали суп и кусочек черного хлеба. Узнав про это Люська перестала кормить Колю завтраками дома: «Тебя и в школе твоей накормят до пуза, чего продукты переводить зря и самим есть не чего.» хотя на завтрак жарили больную сковороду из 20ти яиц с луком и молоко от своих коров. Мальчик убегал в сарай, садился на стоящую лестницу и плакал. Плакал про себя даже без слез. не понимая почему так, чем он виновен? И еще его начали бить взрослые. Первая его больно по лицу ударила Люська за то, что он попался ей под горячую руку во время скандала с Семеном за водку, которую муж уже не просил, а требовал у жены. Потом и сам Семен его ударил в ухо и не дал сесть за ужин. Видя это стали бить мальчика и старшие братья, и сестры. Началось медленное выживание мальчика с дома. В школу Коля приходил побитый и не выспавшийся, так, как и спать иногда приходилось просто в сарае на сене для коров. Об этом стало известно и учительнице Коли – Галине Терентьевне, ее помощь с дополнительным питанием в школе, обошлась ребенку довольно дорого.