Галина Губайдуллина - Пылающая страстью румба

–Дядя, ты боишься индейцев?– допытывалась Зарон.

–Не особо.

–Тогда зачем нам охрана?

–Богатых людей всегда охраняют…от красных…от чёрных…и даже от собратьев-белых…

–Ты тоже боишься чёрных? И мне они показались не особо красивыми.

Пассажиры сходили с судна, волоча свои пожитки.

В джунглях дядя показывал диковинные цветы, срывал какие-то невиданные фрукты. Дико стрекотали кузнечики и кричали неведомые птицы. Небольшой худой мангуст напал на жёлтую ямайскую змею с чёрными полосками. Величавый стервятник наблюдал за дракой. Зарон прижалась к дяде. Тот взял её на руки. Они пошли пешком к дому Мак Кормиков.

Скоро из-за листьев показался силуэт большого каменного дома, стоящего у самого берега моря. С залива корабли не могли близко подплыть к дому из-за подводных скал, и потому укреплённый дворец из камня бесстрашно возвышался на песчаном пляже, он светился в ночи всеми окнами, предупреждая моряков о близости берега, и маяк у крайней к морю скалы сообщал об опасности. На небольших стенах вокруг дома было установлено 8 пушек. Во дворе бегали собаки мастиффы и гончие.

У входа в дом стояли две кариатиды-колонны, они служили не только скульптурным украшением в виде русалок, но и поддерживали балкон второго этажа.

С порога Зарон встретил дворцовый стиль: витражи, зеркала, хрустальная люстра, вазы с живыми цветами.

С лестницы спускалась в лёгком халате красавица – жена Ральфа.

–Мама! Ты здесь!

И девочка побежала к женщине.

–Зарон…Нет! Нет, я не твоя мама. Я – сестра твоей мамы,– осадила Алоиза ребёнка, пятясь вверх по лестнице.

Зарон остановилась. Из её глаз полились слёзы. Ральф подскочил к ребёнку, подхватил на руки.

–Бесчувственная дрянь!– обругал он жену.

На крики выскочили дети из своих спален. Холодным изучающим взглядом на Зарон глядел полный мальчик, его пронзительные голубые глаза казались недоброжелательными. Девочка её возраста с такими же бледно-голубыми глазами, как у всех Карллайлов, недовольно скуксилась. Ещё один пухлый мальчик, такой же крепыш, как отец, растерянно моргал глазами.

Потом дети разом загалдели:

–Папа, кто это? Кого ты привёз?

–Это – ваша кузина Зарон Бирн из Лондона. Зарон, а то мои дети – Уэнделл, Филипп и Юнона.

Алоиза спустилась и жгла светом своих ядовито-голубых глаз племянницу.

Она назидательно говорила новому члену семьи:

–Наша семья – самая богатая и именитая на Ямайке. Ты должна стараться быть достойной нам.

Тётя выжидательно смотрела на Зарон и ждала горячих заверений в послушании, но девочка отвернулась, пряча лицо на большом плече дяди.

–Завтра поговорите, сейчас всем спать,– приказал глава семьи.

–Папа, ты привёз нам подарки?– подала голос его дочь.

–Привёз, привёз, всё завтра

Зарон проснулась раньше Юноны. Ральф с вечера повесил возле её диванчика красивое красное платье из атласа с открытыми плечами и большим кружевным воротником вокруг верха. Возле своей дочери он повесил такой же голубой наряд.

Девочка с континента сама оделась и вышла в коридор. Там паркет натирали смесью апельсинового сока с воском два чернявых мальчугана одетые в серенькие камзол и панталоны, даже рубашки у них были не белые, а синие. Пол был мозаичный из кусков бразильского красного дерева – цезальпинии и из хлебного дерева.

–Какие вы загорелые,– протянула Зарон.

–Мы – квартероны,– пояснил мальчик постарше, лет восьми.

Полотёры бросили свою работу, надели башмаки на босу ноги, и разглядывали новую госпожу. Особенно зачарованно уставился на девочку малыш, ему было лет пять.

–Не понимаю, квартероны – это индейцы?– спросила девочка.

–Мы наполовину – чёрные, у нас мама – негритянка…хотя тоже не совсем негритянка…Кварто – по-испански: четверть, мы – смесь мулатов и белых. А наш папа – испанец Джулио Фреснадильо.

–О, да я знаю уже вашего папу. Жутко любит кричать на рабов…

–Я – Мануэль Фреснадильо.

–Манюль Ф…Ф…О, я никогда не выговорю вашу фамилию…

–Пустяки…Хотя и с именем у тебя неважно получается. Хотя…все здесь называют меня Эль.

Младший брат Мануэля провёл рукой по красному атласу и удивлённо спросил:

–Как тебе удалось приручить, утихомирить пламя и заставить быть покорным и тихим? Огонь же не бывает смирным…

Сдерживая смех, Зарон на полном серьёзе заявила:

–Я договорилась с огнём. Я буду вечно кормить его, а за это оно не будет меня жечь.

–О-о-о…– с уважением протянул малыш.

–А как это наполовину чёрные?– спрашивала Зарон у мальчика постарше,– Я слышала, что неграм нельзя дотрагиваться до белых.

–А белые мужчины любят трогать чёрных женщин,– ухмыльнулся Мануэль.

–Вот как…– черпала знания девочка.

–А я – Луиз Фреснадильо,– представился малыш.

–В Англии есть имя Льюис,– кивнула Зарон.

Ребёнок скуксился, ему явно не нравилось новое звучание имени.

–Его называют – малыш Лу-Лу,– выдал ласкательное имя брата Мануэль.

–Покажешь мне дом?– спросила приезжая.

–Пойдём. Малыш Лу-Лу тихо бегает, не будем брать его с собой.

–Я не отстану, я не подведу,– захныкал Луиз.

–Ну, не знаю,– театрально закатила глазки девочка.

–Вот, у меня есть жвачка, я её скатал из свежей смолы и ягод, ещё не жевал,– достал из штанины сокровище малыш.

Зарон взяла подношение, завёрнутое в лист какого-то дерева, положив жвачку в карман передничка… Да она бы и без подарка разрешила следовать Луизу за ними, такой милый и потешный был этот мальчуган.

Где бегом, где на цыпочках, дети обошли весь дом. Проснувшийся Ральф увидел эту троицу в коридоре и расплылся в улыбке. Он подумал: «Девочка общительная, значит, будет дружить и с моими детьми». Зарон тоже заметила дядю, подбежала, поздоровалась и спросила разрешения выйти во двор, мальчики обещали покачать её на качели.

–Только недолго. Скоро завтрак,– разрешил Мак Кормик.

За столом собирались дети. Столовая находилась отдельно, хотя в ямайских плантаторских домах было обыкновением делать из зала и гостиную, и столовую. Ковров нигде не было из-за духоты.

Родители поджидали детей. В качестве гостя сидел Джулио Фреснадильо.

Алоиза надела платье на французский манер. Мода Англии главенствовала и здесь. Знать лебезила перед французской любовницей короля Карла Второго герцогиней Портсмутской. Её стоячий воротник отделан тончайшим кружевом, грудь оголена квадратом, её нижнее платье из шёлка стягивало фигуру, к баске из тафты пришита пышная юбка на каркасе, на пышных рукавах из тафты через прорези проглядывали рукава нижнего шёлкового платья. А на платья накинута верхняя одежда – роба из парчи. На лице женщины красовались сразу две модные мушки из бархата на обеих щеках, что говорило о её приверженности к нейтралитету в вопросах политики, она не отдавала предпочтения ни за вигам, ни за тори.