Елена Феникс - Расплата

Мирон в этой семейной обойме играл роль праздно блуждающего элемента, не особо пытающегося найти себя в океане профессий и возможностей, которые предоставляли ему родительские кошельки.

… «Урод» в «Фольксвагене», наверно, спиной почувствовал флюиды злобной фурии и перестал суетиться за рулем. Однако его «задница» мешала Миле пойти на обгон. Она вышла из машины и, несмотря на кряканье клаксонов позади ползущих автомобилей, подошла к бородатому, чтобы сказать, как он ей надоел своими маневрами. Мужик за рулем расплылся в улыбке и жестом показал, что не возражает против присутствия этой дамы в своем салоне. Мила сделала вывод, что он явно юродивый и почтет за честь, если она сейчас побьет ему стекла, проколет шины и в довершение вырвет бороду с корнем. Мила пожелала ему всех чертей в помощь, крикнула, что если он сейчас не уберет свой зад, она его просто расплющит, и вернулась в машину.

Резко выкрутив руль вправо, она окунула колеса своей «девочки» в грязную жижу по самое «не хочу!» и пошла на обход длиннющего хвоста застрявших в пробке автомобилей. Бородатый шофер «Фольсвагена» проводил ее испуганно-восхищенным взглядом – в любой момент навстречу могла появиться встречная машина…

А на выезде из Химок на Ленинградском шоссе уже «поцеловались» фура с «Окой». И пока их водители ждали ГАИ-шников, угрожающе помахивая перед носом друг друга монтировками, десятки машин торчали в пробках в ожидании, пока этих двух козлов растащат на обочины.

– Купят права, а ты из-за них страдай! Поубивала бы…, – Мила в сердцах ударила кулачком по клаксону. «Бэшка» неудобоваримо огрызнулась и, подпрыгнув на месте, понеслась дальше. До следующей пробки.

В таком ритме Мила добиралась до работы каждое утро и к великому изумлению охранников никогда не опаздывала. А самые языкатые из сотрудников вообще считали, что Мила ночует в издательстве, что у нее нет никакой личной жизни и что она вообще в свои «бабаягодные» годы фригидная климактерическая стервь.

Мила знала, что коллеги ее не любят. «Завидуют!» – объясняла она себе это обстоятельство. И ведь было, чему. Во-первых, Мила была натуральная блондинка, что модно во все времена, а нынче особенно. У нее никогда не прорастали на макушке мерзкие черные корни, и она всегда с высокомерной усмешкой провожала взглядом блондинок обесцвеченных – не удостоившихся небесной или генетической чести иметь статус белокурой. Мила гордилась своими шикарными белыми, с легкой позолотой волосами, носила прическу каре и горевала о времени, когда заплетала свои чудные волосы в толстенную косу. Причина изменения прически была в возрасте: каждый день рисовал на лице новые морщинки, а кожа все больше обвисала на щеках. Скрыть это безобразие помогала именно прическа каре и частое мотание головой, что не давало собеседнику концентрировать внимание на изъянах лица. Но коса шла Людмиле больше.

За змеевидное поведение этого произведения искусства ее в детстве так и звали Змеей. Метровая косища плавно струилась по спине, когда юная Мила бывала в благостном расположении духа, или внезапно выскакивала из-за спины, ударяя по ушам недругов, если Мила злилась и резко забрасывала косу через плечо. Примерно так вел себя и Людкин язык.

– Вот, если бы тебе жало вырвать, и превратить тебя из злобной кобры в беззащитного ужа, я бы, может, и поверил, что ты способна любить в принципе, – сказал ей на выпускном вечере одноклассник Вовка, которому Мила сама предложила, что называется, руку и сердце. Он отказался. С того момента она поставила на сердце заглушку. О том, чтобы задуматься над сказанным, пересмотреть свое поведение и отношение к людям, не было и мысли. Девочка вступала во взрослую жизнь полная яда, слегка прищурив серые глаза, чтобы не выдавали откровенной нелюбви к людям, окаменев душой от отказа Вовки, по которому томилась всем своим красивым и стройным телом весь 10 класс…

Да, именно фигура Милы была тем самым «во-вторых», за что ей завидовали все без исключения разновозрастные особы женского пола. Мила была как статуэтка – аккуратная, с красивыми округлыми бедрами, маленькой грудью, малюсенькой ступней. Игрушка – не женщина. Она позволяла себе носить и обтягивающие брюки, и ультра-мини, и высоченные шпильки. В любой одежде была эффектна, сногсшибательна! В ее-то уже далеко не молодые годы так высоко держать марку, не приложив для этого никаких хирургических усилий – это надо было суметь. О том, что, борясь с послеродовыми растяжками на животе, она еженедельно турзучила свое тело на тренажерах в фитнес-центре, устраивала разгрузочные недели и вообще давно перешла с нормальной еды на таблетки и витамины, Мила предпочитала молчать. Пусть думают, что ее красота – натуральна, естественна, что в свои годы она способна заткнуть за пояс любую ровесницу и дать фору молодежи.

Но годы упрямо делали свое дело, уродуя грудь и лицо. И мысли о былой красоте причиняли боль.

Мила грустно усмехнулась своим мыслям, въезжая на стоянку машин клиники пластической хирургии: «Дожила! Буду себе новое тело делать».

Зато она лихо и ловко водит свою «Бэшечку», что тоже всегда было предметом зависти многих. Мила не стеснялась говорить, что за руль машины села всего пару лет назад, когда, как утверждают специалисты, женский мозг почти не способен к реактивной деятельности. Да, она пару раз ударяла машину. Особо жалко не было, поскольку в этой «девочке» были сосредоточены минимальные личные средства, ибо в основном машина состояла из денег издательства, купившего несколько служебных машин для руководства. А Мила умудрилась взять «девочку» в личную собственность, оформив хитрый кредит, который теперь дружно выплачивал весь ее отдел в виде неких загадочных «профсоюзных взносов» в размере 5 процентов от оклада ежемесячно. Сотрудники каждый месяц по этому поводу глухо урчали, но до разборок дело не доходило, а если бы дошло, Мила без церемоний выставила бы таких умников за дверь. Да еще и зарплату им не выплатила. Были такие случаи.

Отдел издательства, который она возглавляла, назывался Дирекцией оригинальных проектов. Это был придаток к одному известному издательскому дому. Выпускала Мила ряд журналов на злобу дня: для деловых дам, готовых выложить в одночасье 100 тысяч рублей за рекламную полосу в надежде на то, что сработают заоблачные тиражи и дамы обретут партнеров и инвесторов по всей России. Для губернаторов, желающих показаться перед федеральной властью умелыми хозяйственниками и потому с готовностью подписывающих миллионные договоры и тоже рассчитывающих на славу о своих достижениях благодаря тиражам…

Мила умело угадывала общественные настроения, ловила актуальную тему и под нее находила рекламодателей. Точнее, не она находила, а ее подчиненные. И в том, что они это делали высокопрофессионально за сущие копейки, и заключался талант Милы. И она это знала. «Блестящий менеджер!» – гордилась собой Людмила Николаевна Грызун. И никому под страхом смертной казни не призналась бы, что огромные тиражи эти чистой воды липа, что печатает ее дирекция максимум пять тысяч экземпляров, которые по выходу из типографии мирно покоятся в стенных шкафах в кабинете журналистов. Нет, конечно, штук сто-двести экземпляров попадают в регион, о котором пишут, спецсвязью. Но вся Россия о достижениях своих субъектов не в курсе. А журналисты, у кого мозги шевелятся, и кто умудряется докопаться до истины, обычно тотчас увольняются, ошалев от такой дерзости своей начальницы. Или начинают «поднимать вопрос», что заканчивается опять же увольнением, правда, в этом случае ему сопутствует жесткий прессинг, хронометраж рабочего времени и прочие административные загогулины.