Никтория Мазуровская - Шах и Мат. Сыграем в Любовь?

– Не смей! – последний шаг и он оказался рядом, схватил руками и обнял так крепко, как мог позволить себе, – Не смей унижать себя, я тебя люблю, понимаешь?! Никого никогда не любил. Только тебя. Всегда.

Оттолкнула его, испачкала белую рубашку, собственной кровью. Плевать. У него жена есть, постирает.

– Уходи!

– Что?

– Я сказала: уходи!!! – она закричала прямо ему в лицо, не сдерживая себя. Колотила руками, кулаками и кричала «Уходи!».

Только он ее держал крепко. Прижимал к себе, перехватив руки одной ладонью, а второй успокаивающе гладил спину.

Но она не могла успокоиться. Она умирала. Он ее отравил своей любовью, своей близостью.

Никогда не обещал ей жениться. Только всегда быть рядом. Не врал, получается. Это она, дура, поверила ему и разрешила остаться.

– Я не звала тебя в свою жизнь, ты сам пришел, – из нее вырвался хриплый надсадный шёпот, – Но теперь прогоняю. Ты должен уйти, Сава. Отпустить меня!

Они оба понимали, что она говорит не про сейчас, не про сильные любимые руки, покрытые татуировками. А вообще.

Видела это понимание в горящих, яростным огнем, глазах.

– Никогда.

– Не отпустишь, я сама уйду, и ты не сможешь меня удержать!

Оба знали, что она врет. Она не сможет его отпустить. Как можно вырвать из себя половину и выбросить за дверь? Как можно вытравить его из собственной крови и костей? Если он внутри, под кожей. Если сердце для него бьется?! Она слабая, не сумеет выжить, если от нее останется только половина. И он об этом знает, не уйдет.

Ее подруга Марина всегда говорила: «Мы живем в мире мужчин. В мире, где правят сила и власть. Стоит мужику заговорить и все замолкают, слушают. Женщинам сложнее. Нам нужно добиться уважения. Набраться сил и смелости и заговорить так, чтобы нас услышали. Не кричать. Не орать. Не плакать. А говорить. Показать свой голос.»

Вика собиралась заговорить. Показать свой голос. Обнажиться перед ним полностью, чтобы ОН увидел, какой отвратительной она стала внутри за каких-то пару часов. Чтобы видел вспоротые вены и артерии, кровоточащие язвы, гной. Всю мерзость, в которую превратилась ее душа из-за любви к нему.

– Ты… ты один. У меня был только ты один. Я всегда думала, что могу услышать от тебя правду, не важно, о чем. Но ты всегда говорил мне правду, откровенно, грязно, как есть. Ни отец, ни братья, а ты. Они обманывали меня, все. Но не ты… – ком в горле мешал говорить, глаза жгло от слез, но она даже не пыталась себя сдержать, вытерла рукавом рубашки слезы, сопли, размазала остатки помады… тушь тоже потекла отвратительными разводами, но ей все равно уже было, – Я доверяла тебе. Всегда. Во всем. Думала о нас, мечтала замуж за тебя выйти. Дура, да?!

– Я этого хотел всегда. С самого начала хотел, веришь? Жениться на тебе, сделать своей, никогда и ни с кем не делиться твоим вниманием, тобой.

– Сколько лет твоему сыну? – резко бросила в него словами, словно тесаком в него швырнула, – Сколько?

– Ему пять. – мужчина выдавил из себя ответ.

– Пять? Родился значит, примерно, когда мы познакомились, да? Столько лет, Сава, столько лет врать???Каждый день. Ночь. Каждую минуту врать. Тебе самому от себя не противно?

– Мои слова что-то изменят? Ответь! Ты ведь уже приняла решение. Поставила диагноз и собралась лечить, так? – Сава начал метаться по залу, кричал, никого не боясь напугать, – Тебе плевать на мои оправдания, ты уже все решила. Тебе же даже легче от этого, так? Тебе со мной жить было намного тяжелее, чем решить, что мы расстаемся!

– Не надо валить на меня все это! Не смей! – Вика тоже не сдерживалась, кричала, шипела на него змеей, но руки прятала за спиной, слишком сильно было желание схватить фруктовую вазу и швырнуть ему в голову, или ножом садануть по груди, чтобы прочувствовал, чтобы понял, как ей больно от его слов, от его вранья.

– Хочешь сказать, я вру? Ты не хотела жить со мной! Ты не хотела спать со мной! Ты не хотела меня любить! – Сава бросался в нее обвинениями, она ведь не хотела отношений с ним, он ее окучивал, уламывал, давил, пока она не поддалась его напору, – Я был тебе не нужен. А сейчас ты нашла весомый повод, чтобы вернуться к прежней жизни. Спокойной. Уравновешенной. Правда? Ты ни разу за пять лет так и не сказала…

– Чего не сказала?

– Что любишь. Так и не сказала. Ни разу.

– А тебе любовь моя нужна? Нужна? Скажи, нужна она тебе? – заорала во все горло.

– Нужна! – решительно дернул ее к себе, прижал, обвил руками, словно канатами к себе ее привязывая, но никакие канаты ее больше не удержат.

Она подняла голову выше, заглянула в темные глаза, где уже зрачок не отличить от радужки,– настолько он перестал себя контролировать, что все читалось в глазах, что по развороту плеч она могла читать его настроение, его эмоции.

Вика знала о нем все.

Не угадывала настроение, вкусы, поведение, следующие шаги.

Она знала. Ощущала под кожей. Сердцем.

Раньше.

А теперь видела глазами. Чувствовала, зажатым в тиски, телом. Лопнувшими, под тонкой кожей капиллярами, на местах которых позже проявятся синяки.

Слышала бешеный пульс его сердца. Видела дрожащую жилку сонной артерии на шее.

– Ты любишь ее? Скажи честно, любишь? – отчаянно зашептала, сглатывая мешающий говорить ком в горле.

Сава наклонился к ней ниже, носом провел дорожку от ушка до виска, вдохнул знакомый родной запах ее духов и волос, напряжённо выдохнул:

– Нет, не люблю.

– Она жена потому что родила тебе сына, а я любовница, потому что не смогла?

Глупый вопрос. Оба об этом знали. Но Вика не могла не спросить, а Сава не мог не понять почему она об этом спросила.

– Нет, не поэтому.

Он смирился. В этот конкретный момент он смирился с ее истерикой. С ее болью. С ее решением.

Помнил, как сейчас, будто вчера все было. И она его предупреждала: с ней может быть только все, или проваливай.

И он выбрал все. Жил с ней на полную катушку каждый день, каждую ночь. Всегда выбирал «все» только с ней, только для нее.

И она, его Вика, его Золотце, выбирала рядом с ним «все». Ломала себя, выстраивая свою жизнь заново, рядом с ним. Жила с ним. Любила его. Молча. Без оглядки. Любила. Он это знал и чувствовал, но сейчас должен был надавить, зацепить чем-то.

Но поздно. По глазам голубым видел, – поздно. Не отступит теперь.

– Я люблю тебя! – она смотрела ему прямо в глаза, в саму душу, своим взглядом вгрызалась, резала его по живому без наркоза, даже, не дав предварительно водки глотнуть, – Я люблю тебя. Я без тебя умру. Сдохну. Но ты не дал мне выбора. Ты сам решил. И я сама решу. Я буду без тебя подыхать, истекать кровью, задыхаться. Но буду делать это. Буду. Потому что ты мне больше не нужен. Ты нужен своей жене и своему сыну. Мне ты больше не нужен!

– А если ты нужна мне?