Джудит Гулд - Плохо быть богатой

— Вы не сестра Джой! — вдруг все поняв, прошептала Оби. — Вы… вы даже… не женщина!

Что-то зловеще-порочное — как блеск бритвы — сверкнуло в глазах Нины, и вместо контральто она услышала обычный мужской голос.

— Тем хуже, раз ты такая дура, ты… сука! — прошипел трансвестит.

Прежде, чем Оби успела повернуться и побежать, Нина одной рукой, как тисками, схватила запястье манекенщицы, а другой уже сбрасывала с плеча сумку. Что-то щелкнуло, и длинное, отливающее блеском узкое лезвие, вспыхнув на солнце, мелькнуло в воздухе.

Оби не могла отвести глаз от ножа, который Нина держала в поднятой руке.

— О, Боже мой! — с трудом произнесла Оби.

— Вот твой самый жуткий кошмар, сука! — хрипло выкрикнула Нина.

Оби попыталась дернуться в сторону, но нож, блеснув сверкающей дугой, уже настиг ее.

— А-а-а!.. — вскрикнула Оби, почувствовав в плече обжигающий огонь смертельной боли. Она отчаянно взглянула на трансвестита, пытаясь увидеть хоть признак жалости в жестком, сосредоточенном лице, в налитых бешенством глазах. Напрасно. От боли она закричала опять: разрывая тело, нож вонзился глубже.

Из раны фонтаном брызнула кровь.

Оби увидела, что нож опускается снова, и попыталась увернуться, но слишком поздно. Вонзившись в другое плечо, холодная сталь ударилась о кость и повернулась, вызывая непереносимые мучения.

Она опять закричала.

— Шлюха! — прорычала Нина. Парик сполз на бок, но все еще держался.

И тогда Оби начала отбиваться, как дикая кошка. Она извивалась и брыкалась, изо всех сил стараясь оттолкнуть его и вырваться.

Нож ударил ее в живот.

Она согнулась.

Затем в пах.

Ее тело дернулось.

— Подстилка! — прохрипела Нина, резко выдергивая нож.

Между ног Оби потоком хлынула кровь.

— Нет! — задыхаясь и слабея, вскрикнула девушка. — Пожалуйста, остановитесь… о Боже, пожалуйста, пожалуйста, остановитесь!.. — Она хотела закричать, но еще раньше мелькнул нож и опустился прямо в ее открытый рот… выбивая зубы… точным движением отрезая язык.

Он вылетел вместе с фонтаном крови. Теперь слышались только отчаянные, захлебывающиеся, булькающие всхлипы.

— Потаскуха ! — шипела Нина. Нож опустился снова.

И снова.

И снова.

Оби еще пыталась сопротивляться, но тело уже обмякло и не слушалось ее. С каждым ударом она ощущала, как силы покидают ее и она умирает.

Постепенно она затихла. Словно в каком-то неестественном чувственном порыве, она обхватила руками своего убийцу и, только когда он еще несколько раз ударил ее в спину, отпустила его.

Ее тело бессильно сползло на пол.

Последний раз нож вонзился в грудь между ребрами. Прямо в сердце.

В наваливающейся черноте закружился, постепенно исчезая, византийский цветной узор, и в отчаянном проблеске сознания Оби почувствовала, как падает в пустоту.

Глаза ее потускнели.

Она уже не чувствовала, как нож срезает с головы кожу. Не видела, как кровавый скальп с великолепной гривой черных волос исчезает в сумке.

Тот же город, то же время

ВТОРЫМ ПЛАНОМ: МИСС КРОВЬ

Боль в паху была невыносима.

Ч-ч-чер… ный!.. Д-д-а-а!

Черный! Божественный цвет! Восхитительно сексуальный, истинное наслаждение! Цвет черного дерева. Как смоль. Кайф!

Болванки с париками и приколотыми к ним глянцевыми лицами фотомоделей выстроились в безмолвный ряд, глядя в пустоту невидящими глазами.

Да, мои дорогие! Теперь у вас новая подружка! Ч-ч-чер… ная девушка!

Он энергично натирал лицо, руки и тело темной основой для грима. Черные блестящие лосины обтягивали мускулистые ноги, помогая скрыть его плоть. Глядя на себя в зеркало, он провел по груди острыми накладными ногтями. Тело блестело, отливая оттенком темного красного дерева, губы покрывала малиновая помада.

Время, чтобы нанести завершающий штрих. О, д-д-а-а!

Сняв с болванки пышную гриву мягких волос Оби, он, как корону, поднял ее над головой и торжественно, словно на церемонии, надел скальп.

Сексуальное возбуждение пронзило его током.

Он опять посмотрел в зеркало. Сжал зубы. Раздвинул губы в животном оскале.

Да, мои хорошенькие! Настало время для наслаждения.

Розовый пластиковый муляж был толстым и длинным. Смазав его мазью, он снял лосины и наклонился. Неотрывно глядя в зеркало, он наблюдал, как исказилось его лицо.

Натянул лосины, вихляя задом. При каждом изумительном ощущении боли он со свистом втягивал воздух.

На этот раз вместо малиновой помады он взял нож, которым приносил жертву. Как священную реликвию, благоговейно поцеловал клинок. Расставив ноги, на секунду замер. Затем острым концом ножа медленно провел по внутренней стороне бедра.

Он с силой втягивал воздух, когда сквозь разрезаемую ткань проступала тонкая полоска крови.

Красная кровь. Черная кожа. Д-д-а-а! Красное на черном. Черное и красное. ЧЕРНОЕ И КРАСНОЕ! ЧЕРНОЕ-И-КРАСНОЕ…

О-би. О-би. О-би…

Пульсирующая кровь, словно рев стадиона, шумела в ушах.

Кровь-кровь-кровь!

Казалось, что острое, как бритва, лезвие жило своей жизнью.

С легким шуршанием разрезая черную ткань, оно поднималось выше… выше…

Теперь уже ничто не сдерживало его плоть, одного прикосновения было достаточно, и, сотрясаясь всем телом, он испытал сильнейший оргазм.

Лицо Оби беззвучно смотрело на него.

В квартале моды рабочий день начинается рано. К восьми часам все подъездные пути в квадрате между 32-й и 42-й улицами и от 6-й до 9-й авеню уже превращаются в непробиваемую пробку, лишь усугубляемую запаркованными в два ряда по обеим сторонам улиц грузовиками и фургонами: идет непрерывная разгрузка и погрузка. Не помогают ни надрывающиеся гудки, ни сердитые крики вспыльчивых водителей. Начался еще один обычный день.

То же самое творится и на тротуарах. Тысячи раздражительных пешеходов, кто с заплечными упаковками уже готовой одежды, кто с тележкой, нагруженной рулонами тканей или коробками с фурнитурой, отвоевывают пространство для движения, спеша по намеченным маршрутам. Уличные торговцы наркотиками быстро делают свой бизнес в подъездах, пока рабочие, принося дополнительный доход своим работодателям в подпольных цехах, обливаются потом на душных верхних этажах мрачных фабричных зданий, законно принадлежащих профессиональным изготовителям.

Башня „Дома Моды" по 7-й авеню, 550, взирающая на квартал с пренебрежительной отрешенностью, поистине была оазисом спокойствия. Вереница лимузинов, пробившаяся в центр из Верхнего Ист-Сайда, начала доставлять своих пассажиров: Джеффри Бина, Антонио де Рискаля, Оскара де ла Ренту, Ральфа Лорена, Полин Трижер, Билла Бласса, Донну Каран, Кэролайн Роэм и всех остальных обитателей „Дома Моды"; они приезжали на работу, окруженные роскошью и атмосферой безмятежной утонченности.