Энн Стюард - Черный лед

Он быстро и умело стащил с нее оставшуюся одежду, схватил мыло и намылил ее всю, замерзшую, дрожащую под щедрым, исходящим паром ливнем. Его руки быстро и жестко растерли ее тело, пробуждая к жизни, и она схватилась за его рубашку, вцепилась в пропитанную кровью ткань и заплакала.

Бастьен стянул через голову свою рубашку, и оказалось, что на его груди еще больше крови. Потом он освободился от прочей одежды, одной рукой продолжая поддерживать Хлою, крепко обхватив ее за талию. Она забрала у него мыло и стала тереть его грудь, окутывая густой пеной, отчаянно изничтожая малейшие следы крови, отчаянно смывая все, что было…

— Хватит, — сказал он и взял Хлою за руку, отчего она уронила мыло на кафельное дно душа, и притянул ее к себе под жгучими хлещущими струями, прижал ее тело к своему, обнаженному и мокрому, как и ее собственное.

Ей нужно было стряхнуть все с себя, смыть, счистить. Вода не помогала, мыло не могло этого отмыть. Ей нужно было больше, и его эрекция, которую она чувствовала своим животом, служила доказательством, что и ему было нужно то же самое. При обычных обстоятельствах, возможно, он бы ее не захотел, но в эту минуту он нуждался в ней так же отчаянно, как она нуждалась в нем. Они нуждались в забвении.

Хлоя опустила руку и взяла его, и его член напрягся в ее руке, большой и тяжелый, наливаясь той же жаждой, что затопляла ее.

Она подняла взгляд и посмотрела на Бастьена сквозь плотную завесу душа.

— Пожалуйста… — прошептала она, и ее пальцы сомкнулись на твердой вершине его члена. — Мне нужно…

— Я знаю, — ответил он.

Он не выключил душ. Просто поднял ее и понес в затемненную спальню, уложил на кровать, опустился на нее и мощно вошел в нее прежде, чем она успела перевести дыхание.

А потом она уже и не хотела дышать. Хотела только одного: глубже, быстрее, сильнее. Все ее тело наполнилось жаром, и светом, и звездной тьмой, пронзавшей ее искрами, когда он двигался внутри нее, добиваясь оргазма так, будто сражался за жизнь.

И оргазм не замедлил прийти. Она еще вздрагивала, стискивая его естество, когда напряжение внутри нее достигло предела и обернулось сладостной истомой, от которой она, казалось, взмыла на седьмое небо. Он изливался в нее, а она все крепче сжимала ногами его бедра. Жаркая, влажная жизнь заполонила ее, прогоняя прочь тьму и смерть.

Должно быть, она закричала, потому что он прикрыл ее рот ладонью, заглушая звуки. Она обрадовалась новому прикосновению и полностью отдалась чувственному экстазу, всхлипывая под сильными пальцами, пока не впала в забытье.

Бастьен оторвался от Хлои, и ее руки бессильно упали. Она уже была без сознания. Может быть, его бы устроила мысль, что все это благодаря его сексуальной мощи, но он знал, что причина в другом. Она стремилась к облегчению, к забытью, как наркоман стремится к своему зелью, и он дал ей это, именно это, а не себя самого. Она забылась целительным сном еще прежде, чем он вышел из ее тела.

Тело Хлои не отключилось вслед за разумом — ее сотрясло последнее, уже слабое содрогание оргазма. Он хотел ее так отчаянно, что никак не мог поверить, что ее желание было столь же сильным.

Он не поцеловал ее. Но поцелуи не имели смысла. Имела смысл жизнь, возвращение жизни. Секс имел смысл, возрождение, боль и желание… Он опять почувствовал возбуждение и всего лишь оттого, что смотрел на нее.

Он верил и не верил, что все это происходит с ними. Что он хочет Хлою, что Хлоя хочет его, что это все-таки не оружие, не средство, не инструмент. Он не собирался выяснять, так ли оно на самом деле. Сегодня вечером он закончит свою работу и посадит Хлою на самолет. Он доживет до этого, должен дожить, чтобы убедиться, что она спаслась и находится в безопасности. А потом он будет ждать того, что произойдет: придут за ним или позволят ему исчезнуть.

В душе все еще лилась вода. В отеле «Дени» никогда не следили за расходом горячей воды, как и подобало истинному заведению для избранных. Бастьен глядел на спящую Хлою и завидовал ее сну, завидовал ее забытью. Ему слишком много предстояло сделать, чтобы уберечь ее, чтобы покончить с этим. Он не мог заползти к ней под простыню, обнять ее, прижать к себе и погрузиться в ее теплую и сладкую ласку. Все, что он мог, — осторожно вытащить из-под нее смятое покрывало и укрыть ее сверху.

Все, что он мог, — склониться к ней и припасть губами к ее губам.

Все, что он мог, — оставить ее в покое.

Хлоя открыла глаза. Она не хотела их открывать. Какое-то мгновение вообще не могла вспомнить, где находится. Во сне она оказалась дома, в собственной спальне, вот только свет из открытой двери сочился какой-то неправильный, и она никак не могла узнать, кому принадлежит приглушенный голос, доносящийся из соседней комнаты. Свое тело она ощущала странным образом: оно было апатично расслабленным и одновременно непонятно напряженным.

И вдруг реальность вернулась, сразу и вся, подобно удару молнии. Во всех подробностях, в ярких, насыщенных цветах, и она зажала рот рукой, заглушая стон. Да что же она натворила?!

Она опять занималась сексом с Бастьеном. Опять. Но это, в конце концов, была наименьшая из ее бед. Ничто по сравнению с длинным перечнем смертей, крови и ужаса.

Это его голос она могла слышать в отдалении, только его и ничей больше. Он говорил по телефону, тихо, спокойно; возможно, ей бы следовало подкрасться к двери и подслушать, но она не собиралась этого делать. Она хотела умыться, смыть его со своего тела, а потом собиралась раздобыть какую-нибудь одежду и убраться отсюда к чертовой матери.

Их пропитанное кровью черное тряпье бесследно исчезло с пола просторной спальни. Должно быть, он их убрал, благодарение Господу. Хлоя быстро умылась, завернулась в одно из больших полотенец и направилась в спальню.

Полотенца было мало. Она стащила с постели покрывало и завернулась в него, соорудив нечто наподобие тоги, а после подошла к двери.

Сопротивляться искушению было невозможно. Она остановилась, прислушиваясь к его спокойному бесстрастному голосу.

— Я все окончательно подготовил. Просто выполняйте свою часть договора. Если что-нибудь пойдет не так, хоть что-нибудь, тогда возможно все, вообще все, вы меня поняли? — Это была угроза, произнесенная спокойным, ровным голосом, от которого мороз пошел у Хлои по позвоночнику. Наступила пауза, и она задержала дыхание, напряженно прислушиваясь. — Пока вы понимаете, — произнес он. — Я не блефую и торговаться насчет нее не собираюсь.

Разговор закончился: Хлоя досчитала до ста по-итальянски и только потом открыла дверь. Бастьен сидел в огромном мягком кресле, скрестив перед собой ноги, и не двигался. В комнате было сумрачно, отчего Хлое стало немного легче. Ей казалось, что яркого электрического света она сейчас не вынесет.