Эдна Барресс - Под рябиной

— Около девяти?

— Да, что-то вроде. Мы бы сделали больше для него. — Казалось, Марион защищала себя и Стивена. — Но все произошло очень быстро. Рикки заболел, а у тети Эммы было что-то вроде нервного расстройства, да и бабушка с дедушкой хотели поскорей вернуть его. Ведь они потеряли дочь в катастрофе.

— А чем он болел? — допытывалась я.

— О, что-то детское. Конечно, у Рикки все осложнилось из-за травмы в связи с потерей родителей. Он был очень неуравновешенным мальчиком. Он часто рассказывает о том времени? Много ли он помнит?

Она пристально наблюдала за мной.

— Кажется, нет, — медленно начала я. — А те воспоминания, что есть, нельзя назвать счастливыми. Должно быть, тетя была странной особой, но она приняла его, а ведь была уже немолода? — безжалостно нажимала я.

— Он много помнит о ней? — вновь она не ответила на мой вопрос.

И вновь я покачала головой:

— Я хочу, чтобы он вспомнил. Нельзя выбросить из головы плохие воспоминания, это как гноящаяся ранка. Вот почему я так много жду от этого отпуска. Хочу, чтобы у него остались приятные воспоминания о Шангри-Ла прежде, чем его продадут.

— Но вы ведь не сразу его продадите? — Вопрос показался несоразмерно важным.

— Нет, поверенный говорит, что весна — самое благоприятное время.

Казалось, ответ удовлетворил Марион. «И что это ее так заботит», — удивилась я.

— Расскажите мне, каким вы помните Рикки — настаивала я.

— Он был очень спокойным.

— И заикался, так?

— Нет, — непроизвольно выскочило у Марион.

— Но ведь он заикался, когда вернулся во Францию.

— Я же сказала, что не часто его видела.

Что же произошло, что превратило застенчивого малыша в настороженного, нервного ребенка, чьи черные глаза смотрели на меня с фотографии в Варе?

— Страшно вот так потерять родителей, правда? — Я сама же преподнесла Марион выход из ситуации и теперь была готова убить себя.

— Да, очень приятная пара. Мы встречались всего лишь раз. Со стороны Стивена очень мало родственников, и все довольно разбросаны по стране. Очевидно, они ехали с севера к себе домой, где-то в центральных графствах, — Марион с явной радостью пустилась в рассказ. — Он много путешествовал, и мать Рикки поехала ему навстречу, чтобы провести день вместе. Мальчик был в это время в школе, и встретил его сосед, а не мама.

Я могла себе представить тот горестный момент: маленький мальчик в недоумении ждет у школьных ворот. Бедный Рикки, стоящий у обрыва — но чего?

Марион уже подхватила сумочку:

— Нет, нет, позволь мне оплатить счет. Боже мой, совсем немного! И вы мне позвоните и скажете, сможете ли оба к нам приехать, хорошо? — Затем мы улыбнулись друг другу, и я смотрела, как Марион удалялась довольно неуклюжей походкой. Она не рассказала мне ничего о Рикки, но мы стали несколько ближе, так мне показалось.

Рикки! Взглянув на часы, я повернулась и пошла к машине.

Я тут же поймала Рикки. «Все улажено. Рейс 239. Прилечу в четыре часа. Сможешь встретить меня? Хорошо. Закажи ужин в том отеле, где мы останавливались, и зарегистрируй место на ночь! Пригласи этих двоюродных придти туда. Так будет естественней. На следующий день мне надо обратно».

Он говорил кратко, по-деловому. И я любила его за это. Я всегда его, правда, любила.

— Пока, — сказала я. — Увидимся.

Я положила трубку. Да, отель — прекрасная идея. Мне хотелось провести первую брачную ночь в двуспальной кровати тети Эмминого коттеджа. В моем первом доме. Рикки же мыслил практично. Все мужчины таковы!

А теперь нет времени на мечты! Я должна начать подготовку: позвонить Марион; смогу ли заказать комнату в разгар сезона; смогут ли Марион и Стивен приехать? Их встреча с Рикки была целью моего предприятия. Практические проблемы заставили адреналин двигаться и перекрыли все сомнения.

— Ведь сейчас самый сезон, — просветил меня равнодушный администратор. Они не смогут ничем помочь. В конце концов я зарезервировала номер в шикарной «Ройал Армз».

Я позвонила Марион — и ответил Стивен. Он был удивлен, что все так скоро, и мне показалось, доволен. Марион не сдерживала радости:

— В «Ройал»! О боже, как мы экстравагантны!

— Приезжайте сначала в Шангри-Ла, — в порыве предложила я. — Давайте встретимся там, ну, скажем, в шесть.

В интимной обстановке коттеджа у Рикки появится больше шансов понять, почему я заставила его приехать. Возможно, Стивен выдаст себя, наконец, и его интерес станет очевидным — недостойная мысль закралась в мозг, пока я разговаривала с Марион, — в то время как за ужином в «Ройал» состоится лишь светская беседа.

В тот вечер я критически осмотрела коттедж. Старое кресло-качалка, круглый стол с ножками, исцарапанными когтями многих поколений кошек. Надо купить большую, яркую, из веселой льняной ткани скатерть, и цветы — да, я заполню это место цветами. На все это мне должно хватить времени завтра утром, до того как я поеду встречать Рикки.

Я открыла дверцу длинного футляра стенных часов и вынула ключ. Они еще идут? Я завела их и подтолкнула пожелтевшие стрелки. Шестерни приятно щелкнули: вид и звук вернули детские воспоминания. У тети моего отца были такие часы. Я, стоя на коленях на высоком стуле, наблюдала, как стрелка медленно подползала к цифре, и ждала в полном восторге, пока из самого нутра часов раздастся суетливо-нервное жужжание и механизм начнет отсчитывать время. Эти посещения закончились, когда отец нас оставил, а Шейла воздвигла барьер между мной и всем, что касалось отца.

Очень осторожно я толкнула маятник. Тиканье часов успокаивало и вселяло уверенность. Я улыбнулась.

Моя улыбка исчезла, как только медленное, неумолимое «тик-так» эхом отдалось среди стен. Этот звук совсем не казался успокаивающим. Казалось, что комнату покинуло тепло, а осталось предчувствие неумолимой опасности, как будто я разбудила спящий злой дух.

Тетя Эмма сидела, слушала тиканье — и Рикки тоже. Должно быть, он лежал наверху в своей маленькой комнатке, иногда без сна, и прислушивался к этому звуку. Но если он соберется провести здесь время, согласится на это, то он должен будет вспомнить все — хорошее и плохое — и понять, что ему нечего бояться в этом доме.

— Нет, я не остановлю их, — сказала я громко. Звук моего собственного голоса неприятно отозвался во мне. Я постаралась взять себя в руки и решила отобрать несколько чашечек китайского фарфора. Наверняка к нам придут на чай или кофе.

Я обнаружила однотипные, довольно симпатичные вещицы. Там были две изящные, золотом разрисованные кофейные чашки, правда, одна из них с отбитым крошечным кусочком. Я повернула ее в руке. Жаль, что нет целого такого сервиза. Надо поставить на место, пока я ее не уронила. Не всегда мысль опережает дело: в следующую секунду я в раздумье смотрела на осколки у ног. Часы тикали громче, как бы обвиняя.