Николай Сухомозский - Ловушка для любви

— Вы не будете против, если я перенесу аппарат поближе к дивану?! Что-то устала.

— Делайте, как считаете нужным! — ответила Ирена и включила кофемолку.

Гостья двинулась к дивану. Уселась поудобнее, положила локти на журнальный столик и вскоре в трубке раздался охрипший голос диспетчера Нджили.

— Я только что услышала сообщение по радио. Хотела бы узнать, когда теперь отправляется рейс на… — Эльдази, оглянувшись на двери кухни, название города произнесла едва не шепотом. — Да, билет есть! Я у знакомых. Добираться недолго, с полчаса. Лучше еще раз перезвонить? Хорошо.

— Вы знаете, — появилась в комнате Ирена, — нашла в баре недопитую бутылку вина. Наверное, по этой причине отец ее и не забрал. Не станете возражать, если налью по полфужера? Помянем Клода.

Разлив напиток, хозяйка сказала:

— За тех, кто ушел недолюбленным!

Выпили. Ирена спросила:

— Я не поинтересовалась, что там с вашим рейсом? Если он задерживается надолго, предлагаю отправиться в дом отца, где я теперь обитаю.

— Благодарю за вашу доброту! Однако с вылетом все нормально. Через четыре часа, надеюсь, уже буду в воздухе.

— Четыре часа? Но это же много! Давайте поедем ко мне.

— Еще раз спасибо! Увы, нужно заглянуть в пару-тройку магазинов. Знаете, женские тряпки, без которых трудно обойтись. А там, где я сейчас прозябаю, с европейскими шмотками напряженка.

— Ну, что же, тогда присядем перед дальней дорогой по доброму христианскому обычаю на минутку-другую.

— Конечно! И, знаете, мне в голову пришла не совсем тактичная в данной ситуации мысль.

— Готова выслушать!

— Вы так хорошо сказали только что о Клоде. Я бы тоже хотела внести ничтожную лепту в память о нем. Прошу только, не посчитайте меня наглой особой. Сейчас, если не возражаете, напишу пару фраз. Какой мне видится эпитафия на его могиле. Вы вольны текст выбросить. А можете, если он понравится, высечь на памятнике. Идет?

Ирена растерялась: что за странное желание? Потом кивнула:

— Пишите!

Эльдази вырвала листок из лежащего на столике блокнота и быстро что-то на нем черкнула. Аккуратно свернула и протянула хозяйке:

— Возьмите! И еще раз — извините. До свидания! Вряд ли мы когда-нибудь свидимся.

— Я вас провожу.

— Вы очень добры!

У калитки женщины окончательно распрощались. Ирена вернулась в дом. Посмотрела на себя в зеркало, висящее в прихожей. Даже следа от безобразной лиловой грозди на лице не осталось. После пережитого тройного шока ненавистная болезнь не только перестала прогрессировать, но и куда-то испарилась.

Нос… да, он у нее, чего греха таить, длинноватый. Впрочем, аналогичный недостаток не помешал французу Сирано де Бержераку стать знаменитым.

Ирена взяла телефон, чтобы повесить его назад на стену. Под аппаратом забелела какая-то бумажка. Даже не беря ее в руки, Ирена узнала чек. Так вот, оказывается, почему гостья звонила с дивана. Вовсе она не устала. Аппарат понадобился, как примитивный тайник.

Что теперь делать? Везти чек в аэропорт? Но она не знает даже в каком направлении улетает Эльдази. И, вообще, на самолете ли она покинет Киншасу? Почему бы не предположить, что, желая во что бы то ни стало оставить деньги, она не выдумала историю с билетом на лайнер, а сама уже едет автобусом или поездом?

Ах, Эльдази, Эльдази! Разве можно быть такой щепетильной?

Ладно, деваться некуда. Пусть чек остается. Со временем она решит, на какие благотворительные цели направить средства.

А это что еще за мусор? Ирена наклонилась и подняла с пола белый прямоугольник. Развернула. С обратной стороны было что-то написано. Поднесла находку ближе к окну. Как она смогла забыть?! Это же текст эпитафии на могилу Клода, который сочинила гостья. Пробежала единственное предложение глазами. Через секунду-другую снова прочла, уже вполголоса. Одобрительно кивнула головой. Аккуратно сложила листик вчетверо и бережно положила в сумочку. Выключив свет, двинулась к выходу. На пороге оглянулась, окинула помещение взглядом.

Прощай кров, под которым она пережила счастливейшие мгновения в жизни! Скоро ты будешь принадлежать чужим.

— Два месяца назад изполнилозь зорок дней, как не зтало вашего брата, — Патиссон смотрел на Долка с плохо скрываемым осуждением. — Мы в офизе его поминали. Позылали приглашение и вам. Однако явитьзя вы не зоизволили.

— И не собирался! Еще чего! Братец заслужил то, что за-слу-жил. И так ему слишком долго везло в жизни. Как говорится, попользовался — пора и честь знать!

— Не по-божезки это!

— Плевать! У меня в кармане билет на самолет! Улетаю, — с нотками видимого превосходства подчеркнул Долк. — Не куда-нибудь, в Штаты — в Лас-Вегас.

— Это, конечно, целиком Ваше дело. Как и то, что вы продали бизнез безвременно ушедшего в мир иной брата. Однако почтить его память, извините, что вмешиваюзь, — хризтианзкий долг.

— Я господу, как и Клоду, ровным счетом ничего не должен! Так что — пусть не взыщут.

— Ну, что же, в таком злучае, прощайте и вы! И пузть господь наз раззудит. К злову, новый владелец «Фетиша» увольняет взех до единого прежних зотрудников. Мне-то ничего — есть пензия. А вот озтальные по вашей милозти озтализь без работы. А кое-кто — и без кузка хлеба.

— Я не служба социальной помощи, чтобы каждого обеспечивать бесплатной миской похлебки! Что же касается рекламно-консалтингового бизнеса, то какой смысл заниматься тем, в чем не разбираешься? Дабы с шумом вылететь в трубу?! Нет уж, увольте, я не настолько глуп. А поэтому с первого дня гибели Клода решил: заниматься «Фетишем» не стану. Окончательно же укрепился в мудрой мысли, когда после аудиторской проверки узнал, что оборотных средств у фирмы — кот наплакал.

— Я же вам зитуацию неоднократно объязнял, — в голосе Патиссона прозвучала обида за фирму, которой он отдал столько лет. — «Фетиш» — везьма узпешное предприятие. А отзутзтвие каких-либо зерьезных зредзтв на зчету — результат одной-единзтвенной малопонятной операции покойного хозяина. Более того, зейчаз я вам зкажу даже то, о чем раньше умолчал: небольшая группа наиболее преданных Клоду людей из чизла перзонала пришла к выводу, что его шантажировал какой-то мерзавец. Именно на выплату ему и ушли деньги. Безузловно, это грубое нарушение, но, по взей видимозти, иного выхода у вашего брата не озтавалозь.

— Как же, шантаж! Не смешите.

— И не думал! — обиженно поджал губы Патиссон.

— Вот вам вся правда о непонятном поступке покойного братца! — Долк достал из кармана пиджака два конверта. Один — совсем тонюсенький, второй — потолще.

Протянул их собеседнику со словами:

— Первое лежало в папке «Важное» в доме у Клода. Там находились и другие бумаги, но они не представляют ни малейшего интереса ни для вас, ни для меня. Поэтому я сию макулатуру выбросил. А письмо сохранил. Специально для вас.