Светлана Прокопчик - Сын красного ярла

Ушел он в половине одиннадцатого вечера. Юлька с Глебом давно уже гулять отправились, а мой дурак засыпал сидя — они с Толиком пивка накатили, да так, что лыка оба не вязали.

Я собиралась спать, и вдруг вспомнила, что, когда со стола в гостиной убирала, сняла браслет и положила его на телевизор. Убрать бы надо, не люблю, чтоб украшения валялись где попало. Тем более, это вам не какая-то бижутерия, браслетик-то полторы тысячи долларов стоит.

Сунулась — а нету его. Я порыскала рядом, потом заглянула во все углы в гостиной. Подумала еще: может, я его на кухню унесла, от греха подальше, и сама забыла? В общем, перевернуть мне пришлось всю квартиру, вплоть до стенного шкафа в туалете. Не нашла.

Потом сообразила — Юлька могла взять, пофорсить. За косу оттаскаю засранку! Могла б предупредить, я тут чуть с ума не сошла, такая дорогая вещь! Конечно, я б ей не разрешила, еще не хватало… С другой стороны, я сама же собиралась подарить ей этот браслет на свадьбу. Ладно, подумала я, утром разберемся.

Браслет отыскался только через три дня. Принесла его Юлька, изумленная:

— Мам, его Глеб нашел. В кармане своей джинсовки. Ты не знаешь, как он там очутился?

С этого дня все покатилось под откос. Юлька стала смурной, я уж, грешным делом, подумывала — не беременна ли она? На всякий случай заставляла ее питаться нормально, а то она по утрам чашку кофе, в обед гамбургер из ближайшего Макдональдса, только вечером ужинала по-человечески. Про врача не заговаривала, ладно уж, чего теперь — к свадьбе готовимся. Глеб вам не Гена, на следующий день, как и обещал, с Юлькой в посольство съездил, все разузнал. Оказалось, сейчас если из будущих супругов один с российским гражданством, расписывают в обыкновенном ЗАГСе. Справки всякие да разрешения, чтоб невесту до восемнадцати расписали, я им в один день собрала, так что они без проволочек заявление подали. На третье августа.

Глеб к нам приходил часто. И Толик повадился. У них с моим козлом, видите ли, совместный проект наметился! И каждый раз оба надирались до чертиков. Как сглазила я его, похваставшись Таньке, что непьющий. Главное, я ведь ему твердила постоянно: не связывайся ты с этим мерзавцем, он ведь один раз тебя уже подставил и еще подставит, только похуже. Так нет — уперся, именно что как козел. Так и вижу: бороденкой трясет, мекает и рогами машет. Бороды с рогами у него нет, но все остальное — тютелька в тютельку!

Вещи больше не пропадали. Точней, находились. Как правило, на следующее утро и в самых неожиданных местах. Мой дурак зачем-то проболтался Толику, тот изрек задумчиво:

— Знаешь, мамаша Глебова за мной одно время бегала. Ну, потому и бабка меня терпеть не может. А я тебе скажу: не знаю, как сейчас, а девкой она была с приветом. С ха-арошим таким приветом. Нафига мне рехнутая, правда? Тем более, я тогда уже с Томкой познакомился. И еще: все гении сумасшедшие. Пока молодые, не так заметно. А с возрастом у всех крыша едет. Это давно уже доказали, что гениальность как нагрузка к психическим болезням идет. Может, с вещами этот Глеб шурует? Да нет, не хочу я сказать, что он вор. Есть такая дрянь, называется клептомания. Ему не важно, что, важен процесс. А сами вещи его не интересуют. Потому и возвращает.

Вечером я Юльке намекнула так осторожненько — не покрывает ли она парня, может, он больной на всю голову? Ну, как все гении. Сказала:

— Шизофреники и гении часто одно и то же.

Юлька рожу скорчила и отрезала:

— Истинных гениев за всю история человечества можно по пальцам пересчитать. Зато было много оч-чень неглупых шизофреников. Па, а Толику своему идиотскому скажи, чтоб он меня в покое оставил. Задолбал звонить и шуршать в трубку, что он там что-то такое про Глеба ужасное знает. Так и скажи: не прекратит — я про него такого нарою, что мало не покажется.

Но меня ее отповедь нисколько не утешила. Наоборот. Потому что мне не показалось, что Толик врет. Конечно, сына выгораживает, не без того. Но на дне рождения он Елену Петровну явно напугал. Действительно, что-то знает. И за Глебом я с того дня наблюдать взялась. Потихоньку так, незаметно. Ну и ничего не увидела. Нормальный парень, такой же, как все. Психи, они хоть какую-то странность должны выдавать, правильно? А этот не выдавал.

На самом деле я уже тогда поняла, что Глеб — человек неординарный. Вот что называется — пугающе неординарный. У меня всегда в его присутствии живот подводило. Сначала себя ругала, думала, как девчонка увлеклась. Потом сообразила: нет. В Глебе дело, не во мне. Нормальный-то он нормальный, только есть в нем что-то… мистическое.

Жаль, события повернулись так, что не до размышлений стало. А то я еще тогда догадалась бы. Но тут муж его за руку поймал. Юлька с Глебом в прихожей толклись, уходить собирались. И Глеб джинсовку выронил, а из-под нее мужнины часы выкатились! Они у него на жестком браслете, и жутко дорогие. Юлька побелела, а муж тихо так берет Глеба под локоть и выводит на лестницу. Вернулся через минуту, Юльку за косу — и в комнату. Бешеный.

— Чтоб сидела там! — рявкнул уже из коридора. — Еще раз с этим ублюдком увижу — убью к чертовой матери, поняла?!

Тут даже мне жутко стало. Никогда я мужа таким не видела. Юлька в истерику, ему — хоть бы хны. Я сунулась было к дочери — поговорить, успокоить, так он и на меня зыркнул. Прошипел яростно:

— И ты чтоб его на порог не пускала! Бабье безмозглое, московского ворья им мало, скоро со всей Европы собирать будете!

Это он Генку вспомнил. У моего дурака после Генки к таким вещам отношение тяжелое. Просто невозможно что-то доказать.

— Клептомания, — пробурчал он. — Хреномания, вот что я вам скажу! Черт-те что… Ишь, нашли норвежского гения! Вор он! Черт-те что…

Зверствовал весь вечер. Толик, сволочь, поддакивал и уже громко рассуждал, как это плохо для окружающих — иметь дело с гениями. Юлька рыдала в своей комнате. Потом муж выпроводил Толика, я дождалась, когда он угомонится, и прокралась к дочери. Юлька, разумеется, спать и не собиралась.

На самом деле, я до этого разговора думала, что произошло недоразумение. Ну мало ли, мой-то козел уже с работы бухой пришел, мог часы сдернуть, они там на вешалке за что-то зацепились… Всякое бывает. А Глеб их только на пол стряхнул. Я к Юльке-то пошла потому, что в душу мне запало: мой Глеба ублюдком назвал. Между прочим, мой в таких вещах щепетильный. Может, это и есть страшная тайна норвежца? Может, он приемный? Или от русского отца, которого Толик знает?

Правда, об этом я и не вспомнила. Юлька рыдала, и слова из нее выскакивали. Правильно я сделала, что до утра ждать не стала, утром-то она успокоилась бы, и ничего бы я не узнала.

Оказалось, она насобачилась после моего браслетика проверять у Глеба карманы. И все эти странные пропажи объяснялись одним: Глеб тащил наши вещи, а Юлька потом их возвращала. Говорит, первое время спрашивала, что это значит. Глеб всегда удивлялся. Юлька не понимала, что происходит. Оттого и смурная ходила.