Дэвид Лоуренс - Дочь леди Чаттерли

Дочь с матерью уединились в спальне Клэр и еще долго разговаривали.

— Родная моя, ты даже не представляешь, как благодарен тебе отец. Он сказал, что восхищен тобой. Девочка моя, ты сделала нас счастливыми людьми.

Клэр покраснела от смущения.

— Я очень рада, — пробормотала она.

— Ну, а теперь, может быть, расскажешь мне о нем? — робко спросила Конни, присаживаясь на краешек кровати.

Она уже облачилась в халат и расчесала свои роскошные волосы, и Клэр, глядя на Конни, вдруг представила себе, какой та была красавицей в молодости и как ее любили и хотели сэр Клиффорд и отец.

Клэр довольно сдержанно пересказала матери все то, о чем уже писала в письме. Так же сдержанно ответила на несколько вопросов Конни. А ту просто разбирало любопытство. И Клэр до какой-то степени удалось его утолить. Она с удовольствием описала в подробностях дом, сад, самого сэра Клиффорда, рассказала о том образе жизни, который он теперь ведет.

Конни слушала, затаив дыхание, и то и дело кивала головой.

— Подумать только! Значит, Клиффорд поседел! — восклицала она. — Раньше у него не было ни одного седого волоска. Судя по твоим описаниям, он пребывает в полном здравии.

— Да, в целом он чувствует себя хорошо, хоть и говорил мне, что последнее время его стало беспокоить сердце и приходится вести себя осмотрительно.

— Бедняга Клиффорд…

— Думаю, он вовсе не нуждается в жалости, — заметила Клэр.

Она сидела возле туалетного столика спиной к Конни и медленно расчесывала волосы.

— Вижу, ты с ним поладила.

Конни смотрела на прямую спину дочери.

— Да.

— Я так и думала. — Конни тихо вздохнула. — Он много говорил обо мне?

На эту тему Клэр почему-то разговаривать не хотелось.

— Много. И очень хорошо. Мне кажется, он любил тебя, мама.

Конни почувствовала, как вспыхнули ее щеки. Она крепко стиснула ладони.

— Знаю. Еще я знаю, что ты осуждаешь меня за то, что я оставила Рагби. Ты никогда меня не поймешь.

— Не будем говорить на эту тему, — мягко, но решительно заявила Клэр.

Какая она странная и, оказывается, очень сильная духом, эта девочка, которую я произвела на свет, думала Конни Меллорс.

И вдруг вместо ревности, которую ей бы следовало испытать из-за того, что Клэр так близко сошлась с сэром Клиффордом (разумеется, ревности и обиды в первую очередь за Оливера) Конни почувствовала гордость. Она гордилась, что Клиффорд не просто принял ее, Конни, дочь, а еще и проникся к ней всей душой.

— Что ж, очень рада, что ты хорошо провела время и так сблизилась с Клиффордом, — сказала она.

— Спасибо тебе, мама.

— Дорогая, прошу тебя, постарайся отнестись терпимо к моему прошлому, ладно? Пойми, если можешь, что от настоящей любви бывает нет сил отказаться.

Наступило молчание. Для Конни оно казалось невыносимым. Потом вдруг Клэр сказала:

— Кто знает, суждено мне или нет испытать такую любовь, но я пока не потеряла надежду на чудо.

И Конни возликовала от этих слов. Наконец-то, наконец ее девочка признала, что на свете существует настоящая любовь. Ей захотелось привлечь Клэр к себе, расцеловать, быть может, даже всплакнуть на ее груди слезами радости, но помня всегда о нелюбви дочери к проявлению подобного рода чувств, она лишь прошептала:

— И это чудо свершится.

Клэр перестала расчесывать волосы и долго смотрела на себя в зеркало.

Немножко осмелев, Конни спросила:

— Надеюсь, ты не очень рассердилась на меня за то, что я попросила тебя взглянуть на нашу сторожку. Ты ее видела?

— Нет. Сэр Клиффорд велел ее спалить. Еще много лет назад. Ты что, не получила моего письма? Я тебе там все написала.

Лицо Конни вдруг сморщилось и стало жалким и старым.

— Как ужасно! Лучше бы мне об этом не знать! — воскликнула она.

Ну что, наконец поняла? — думала Клэр. Поняла глубину его гнева и печали из-за того, что ты его бросила?..

И снова она почувствовала к матери неприязнь.

— Хочу спать, — сказала Клэр, притворно зевая. — Я сегодня очень устала.

Конни не так-то просто было обмануть. Покидая комнату дочери, она думала о том, что поспешила со своими выводами. Клэр все еще очень далека от нее. Она живет совсем в ином измерении.

Совсем недавно отпраздновали Рождество.

Стояло промозглое и туманное зимнее утро.

Клэр получила недельный отпуск. Всю осень и зиму она работала, не покладая рук, с трудом выдерживая адские нагрузки. Три дня назад ей исполнился двадцать один год. Она стала совершеннолетней. Но в военное время это событие значило так мало. Когда-то Клэр думала, что совершеннолетие станет той вехой в ее жизни, откуда начнется новый отсчет. На самом же деле ничего не изменилось. Она получила много поздравлений и подарков от друзей, родителей, тети Хильды и Пип, в ее честь устроили небольшой обед в «Хайд-парк отеле», на котором должны были присутствовать и отец с матерью, однако в самый последний момент маленький Джонни — ему уже исполнилось восемь месяцев — затемпературил, и Конни побоялась оставить малыша на чужих людей, ну а Оливер, по обыкновению, без своей Конни на людях не появлялся.

Но Клэр не обиделась и даже не расстроилась — маленький Джонни давно стал для нее родным человечком. Она радовалась, что у ее уже отнюдь не молодых родителей появилась новая — радостная — забота, так оживившая их жизнь. Ведь ребенок отныне всецело принадлежал им — Глория как в воду канула.

Благостный мир и покой, воцарившиеся в «Лебединой долине», окончательно убедили Клэр в том, что у нее своя, особая, дорога к счастью.

В целом, зима для нее оказалась не такой уж и плохой. Когда она вернулась в госпиталь после болезни, главная сестра, помня просьбу мисс Меллорс о переводе в другой госпиталь, тем не менее вынуждена была ей отказать — остро не хватало медперсонала. Правда, ей пообещали, что, быть может, потом что-нибудь удастся придумать, а сейчас…

Но Клэр уже не стремилась уехать из Лондона. Тем более, что она любила свою работу и была по-своему даже счастлива. Последнее время Лиз Пиверел часто брала выходные и ездила домой — тяжело заболел Фрэнсис. Клэр охотно подменяла подругу, очень по ней скучала и переживала за ее брата. Юноша с детства отличался хрупким здоровьем, в последний же год у него развилась лейкемия. Этот молодой очаровательный человек, тонкий ценитель искусства и красоты во всех ее проявлениях, к тому же сам подающий надежды художник, слабел с каждым днем. Лиз помогала матери ухаживать за ним, старалась поддержать в нем присутствие духа. В последнем письме она написала подруге, что дни Фрэнсиса сочтены.

Еще она написала, что Фрэнсис все время вспоминает Клэр и часто расспрашивает о ней сестру.

Девушка рыдала над письмом. Бедный, бедный Фрэнсис — ему даже не дано судьбой умереть на поле брани, защищая родину. Она чувствовала себя виноватой, что отвергла пылкую любовь Фрэнсиса.