Норма Бейшир - Единственная

Джилли расхохоталась.

— Да нет же, я вовсе не хочу вызвать у Макса ревность, — она положила ему руки на плечи. — Он и без того ревнует, а если узнает, что я была здесь, — убьет меня.

— Ты хочешь, чтобы мужчины умирали из-за тебя, тебе доставляет удовольствие вертеть людьми так и эдак.

— Нет, я хочу, чтобы… ты, только ты вертел меня, как захочешь. — С кошачьей грацией она сняла с него полотенце.

— А, значит, ты пришла просто-напросто переспать со мной?

Джилли не ответила. Она прижалась к нему всем своим телом. И Джордан не помешал ей впиться в свои губы долгим жадным поцелуем.

— Джордан, ты никогда не был так груб со мной. Бог с тобой! Даже это меня не остановит.

Выгнать ее вон, пусть катится к своему Максу?! Но ведь он только что дал себе зарок: он сам будет отныне использовать людей в своих целях, для своего удовольствия, «крутить-вертеть» ими, как говорит эта шлюшка. Что ж, Джилли пришла переспать со мной — черт побери! Я не откажусь.

Джордан расстегнул пуговицы на ее кофточке, погасил верхний свет и включил притемненное бра.

«Как она подготовилась к приходу сюда!» — подумал он с раздражением. Джилли, уже голая, устроилась в постели, обворожительно и зазывно улыбалась ему.

— О, Джордан, иди же ко мне, возьми меня, как раньше, — я столько ждала этой минуты. Люби меня, Джордан!

Любить? При чем тут любовь? Джордан получит от этой жадной самки то, что она может предложить ему.

Странное дело! Эрекции… не возникало. Это привело его в изумление. Когда-то одна мысль о Джилли возбуждала. Раньше Джордан довольно неэлегантно шутил, что с Джилли даже мертвец зашевелится и встанет…

Джилли картино раскинулась на постели, рыжеватые волосы разметались вокруг лица. Он опустился рядом. Да, несмотря на свою сволочную суть, Джилли чертовски красива. Он стиснул ей груди — розовые соски напряглись от его тяжелых прикосновений. Он стал легко касаться их языком и зубами — все сильней, нетерпеливей.

— Ты разве не поцелуешь меня? — шептала она в истоме.

— Нет, — грубо ответил он. — Если хочешь романтической любви при свечах и прочей фигни — ступай домой к мужу.

С каждым поцелуем Джордан все яростней приникал к ее груди — Джилли, возбуждаясь, просила:

— О, ты слишком усердствуешь, пожалуйста, нежнее, мне больно, Джорди.

Джордан будто не слышал ее и продолжал терзать ее грудь, надеясь, что вот-вот наступит оргазм. Джилли уже стонала. От страсти? От боли?

— Джордан, умоляю тебя…

Он поднял голову и посмотрел на нее. Нет, нет, хоть умри! Он бессилен?! Смешно подумать! Его душила ярость. Сейчас он ненавидел Джилли, хотел причинить ей боль. Джордан опустил руку вниз, пальцы — туда, между ног — ну, партнерша, шлюха, стерва, кончай же скорее. Джилли стонала и кричала, молила: «Возьми меня скорее, возьми!» Но Джордана не оставляло бессилие. Мертвенная усталость вдруг накатила на него, и, шатаясь, он сполз с кровати. Изумленная Джилли смотрела, как он собирал ее разбросанную одежду. Кинув охапку на кровать, Джордан вдруг заорал:

— Убирайся отсюда! Одевайся! Чтоб духу твоего здесь не было!

Глаза его горели безумием, Джилли, вся дрожа, одевалась.

Наконец, не оглянувшись, она выскочила из номера. Когда дверь закрылась за ней, Джордан устало плюхнулся на кровать, схватился за голову. Какая боль! И зачем он впустил ее? Вычеркнул из жизни — этого и надо держаться.

Джордан посмотрел на свой вялый и беспомощный пенис. Вдруг ему до слез стало жаль себя — подобное случилось с ним впервые. Почему?

Неужто так будет и впредь?

— Ну, как твои дела? — спросила Габи.

— Мои дела — это мои дела. И не задавай мне вопросов, — зло ответил Джордан.

Рядом с Габи и Джорданом стояли два незнакомца и наблюдали за Лэнсом: он снова упустил мяч.

— Он как будто не в себе, — заметил Джордан.

— Но ведь Лэнс всегда был прекрасным игроком…

— Но, черт побери, вы же видите, как он раз за разом мажет.

— Мне кажется, любой игрок иногда теряет форму.

— Наверное, вы правы, — Джордан слушал собеседника невнимательно.

Перерыв между периодами закончился, игроки вернулись на поле. Джордан сразу же обратил внимание на новую лошадь Лэнса: что-то чересчур она резвится, пытается сбросить седока, несколько раз ей это почти удавалось. Лэнс заметно нервничал. Стоявший рядом с Джорданом Карло отметил:

— По-моему, неприятностей у него прибавилось.

Джордан кивнул.

— Да. Хотя и так их было немало.

— На лошадку остается только воздействовать кнутом.

— Посмотрим, что из этого получится.

Пока они обсуждали действия седока, норовистая лошадка понеслась, шарахаясь из стороны в сторону; Лэнс болтался в седле, как беспомощная кукла. Лошадь вдруг резко повернула — и Уитни рухнул на землю. Джордан ждал, что Лэнс встанет, но тот не поднимался, кажется, он вообще не может двинуть ни рукой, ни ногой;

— Ну что за день сегодня! — воскликнул в сердцах Карло.

Два незнакомца спешили к Лэнсу на помощь. Карло протискивался сквозь плотное кольцо болельщиков, окруживших пострадавшего. Джордан, вместе с конюхом, который вел под уздцы лошадь Лэнса, подошел к боковой линии. Удивительно, но, сбросив седока, животное успокоилось. Все ясно: под седло кто-то вставил маленький острый кусочек жести. Стоило Лэнсу сесть в седло — если еще учесть его вес! — жесть тут же вонзилась в круп лошади.

«Интересно, кто мог на такое пойти? Тут Явно чей-то злой умысел. Но зачем, почему?» — задавал себе вопрос Джордан.

Все эти дни Джордан тренировался с особым усердием. Но игра не могла полностью увлечь его. С поля он уходил расстроенный, неудовлетворенный, а играл, будто сам дьявол сидел в седле.

Развлечений Джордан избегал и все свободные вечера проводил на конюшне. Его любимая лошадь вовремя не была доставлена из Штатов — все эти карантинные комиссии, таможенные границы… Зато он смог выбрать себе аргентинскую лошадку — из самых лучших. С лошадками хорошо: ни тебе разбитых сердец, ни лишних слов. «Может, все к лучшему, что так все получилось», — утешал себя Джордан.

— Эх ты, мой красавец, сын степей! Тебе сыграть бы… — ласково шептал Джордан поджарому гнедому жеребцу. Красавца в игру не брали — берегли для сохранения чистоты породы.

— Обхаживаешь его не хуже любящей кобылки. Ну и компанию нашел. — На пороге конюшни стоял Лэнс.

— Моя компания — это мое личное дело, и не суй-ка сюда нос!

С тех пор как они приехали в Буэнос-Айрес, Лэнс находился в плохом расположении духа. О причинах не говорил, особенно молчаливым стал в последнее время, а Джордан не торопился его расспрашивать.

— Да, конечно, извини. — Лэнс присел на копну сена.

— Паула не обрадуется, если увидит тебя в таком настроении.