Джулия Фэнтон - «Голубые Орхидеи»

Все тело ломило от напряжения. Он чувствовал, что сердце, как молот, бьется о стенки грудной клетки.

Справа от него в одежде, специально сшитой на заказ, чтобы скрыть кобуру, сидел Том Мансон из ЦРУ, а слева — агент ФБР Розали Гринфилд. В первых десяти рядах было разбросано еще пятнадцать федеральных агентов, а остальные разместились в проходах и в последнем ряду, а также работали под видом билетеров.

Его подташнивало в предчувствии опасности. Он слушал увертюру, ее навязчивая русская тема напомнила ему внезапно Красную площадь, зимнюю ночь в феврале — белые клубы дыма поднимались из печных труб, и его дыхание вырывалось наружу морозным облачком. Он на минуту с болью подумал о матери, Наде… а потом об отце, похороненном в промерзшей пустыне. Его сознание затуманилось.

Пот тонкой струйкой покатился по спине. У него возникло недоброе предчувствие, будто кто-то сосредоточенно смотрит на него. Выжидает. В любом месте театра мог притаиться убийца с мощным оружием, и сейчас красный крест оптического прицела может быть уже направлен на его лоб или затылок.

Михаил невольно посмотрел вверх, но не увидел ничего необычного.

Искупление — вот что означает сегодняшний вечер. Рискуя жизнью, запятнанной кровью, ради другого человека, он пытался загладить свою вину.

Сжав зубы, Михаил стал вспоминать свое прошлое.

— Детка, — протяжно протянул сенатор, сгорбившись в телефонной будке в фойе театра. — Я здесь… Я люблю тебя. — И услышал радостный ответ Джины на фоне взволнованных женских голосов. Он звонил из общественного телефона, находившегося рядом с уборной танцовщиц.

Он был настолько горд собой, что не мог удержаться и не похвастаться. Затем продолжил:

— Но не ищи меня в первом ряду, милая. И не смотри на мой белый костюм. Я одет совсем по-другому и буду сидеть на балконе. Но никому не говори об этом, дорогая, хорошо?

— Конечно, конечно, малыш… О Боже! Объявили, что осталось пять минут! Боже, Чарли, я в ужасе! Чарли, мне пора идти…

— Люблю тебя, — сказал он, но она уже повесила трубку.

Огни в фойе стали меркнуть, когда сенатор Уиллингем в сопровождении своего телохранителя поспешил к лестнице. На нем был обычный черный вечерний костюм, темный парик цвета шатен, очки в роговой оправе и усы — черты, которые ему особенно нравились. Он не сомневался, что теперь его никто не узнает. Он выглядел так… заурядно.

В жизни его можно было назвать как угодно — хоть упрямцем, хоть сукиным сыном, но ни при каких обстоятельствах Чарлз Уиллингем не был заурядным. Однако на один вечер он согласился принести такую жертву.

Теперь, когда они с Томми Ли пересекали фойе, направляясь к ведущей на балкон лестнице, он почувствовал себя очень довольным. Все было так просто. Считалось, что он останется дома сегодня вечером. Кто бы мог догадаться искать его на балконе?

Они поднялись по устланной коврами лестнице в бельэтаж, затем еще пролет на балкон. Они уже слышали увертюру — немного унылую романтическую композицию в русском стиле.

— Первый ряд, сэр, — сказала молодая женщина-билетер. — Первый ряд, середина.

Сенатор удовлетворенно кивнул. Он одурачил всех этих сукиных детей, пришел и будет сидеть в первом ряду, только на балконе.

Кит Ленард смертельно побледнел.

Ему только что сообщили об операции, которую сегодня проводят ЦРУ и ФБР, на его празднике! Ему хотелось кого-нибудь задушить голыми руками.

— Вы ублюдки! Настоящие ублюдки! Когда ваше управление делало что-нибудь правильно? Я просто поверить не могу, что вы готовы подвергнуть стольких людей риску только для того, чтобы поймать какого-то поганого шпиона! Вы не сделаете этого сегодня ни за что на свете!

— Это не просто какой-то «шпион», — холодно заметил человек по имени Херб Каннелл. — Мы действуем по приказу самого президента. У нас есть письменное распоряжение.

— Вы лжете. Президент никогда бы не отдал такого ослиного распоряжения. Он не такой чертов фанатик, как вы и ваш босс в Вашингтоне!

— Разве?

Каннелл показал документ, заверенный печатью.

Кит пристально разглядывал бумагу, но он не знал, подлинные ли на ней подписи, да ему и не было до этого дела.

— Мистер Ленард, позвольте мне изложить это словами, которые вы, возможно, быстрее поймете, — с раздражением начал Каннелл. — Наши действия одобрены Белым домом. Террорист, которого мы пытаемся поймать, убил нескольких политических деятелей, и не исключено, что сенатор Уиллингем намечен мишенью на сегодняшний вечер. Хотя мы не уверены, но есть вероятность, что и сам президент имеется в списке и, возможно, станет следующим.

— Ну так что? Все это из-за Уиллингема? Так почему бы ему не остаться дома, вместо того чтобы срывать мне премьеру? Откуда вы все это узнали? Я подозреваю, что на самом деле вы ни черта не знаете! — враждебно выкрикивал Кит.

Агент ФБР чуть заметно пошевелился, и внезапно перед Китом блеснуло дуло кольта 38-го калибра.

— Не стоит задавать больше вопросов, приятель. Занимайся своим делом и начинай спектакль. Кровопролития не будет, поверь мне.

Кит пристально смотрел на него.

— Мы не станем рисковать жизнью людей, — настаивал Каннелл. — Ты не представляешь, сколько сотрудников я расставил по театру. Более шестидесяти! Мы поймаем этого парня, и я рад, что ты наконец-то понял.

Портативная рация Каннелла внезапно подала сигнал.

— А теперь отправляйся и делай что положено продюсерам и постарайся не попадаться мне на глаза. Мне предстоит еще многое сделать, а не то начнется настоящий бедлам, вот тогда тебе придется проститься со своей премьерой. Что ты предпочитаешь? Выбор за тобой .

Музыка оркестра была и патетической, и печальной — превосходный фон для всеобъемлющей саги «Доктор Живаго». Она лилась на сцену из оркестровой ямы.

Оставалось несколько минут до поднятия занавеса. Рабочие сцены заняли свои места, костюмеры добавляли последние аксессуары к бальным нарядам танцовщиков, парикмахеры опрыскивали лаком прическу Валентины и актеры с нетерпением ждали своей очереди. Вдобавок там же находилось еще пять человек, одетых в темные деловые костюмы. Кит знал, что это агенты ФБР.

Кит подавил вспышку раздражения, обвиняя себя за то положение, в котором они оказались.

Он разыскал Пита Мадзини, устроившего последнее серьезное совещание со звукорежиссером.

— Пит, — настойчиво сказал он. — Мы должны отложить премьеру. Недели на две.

— Отложить? — в изумлении воззрились на него Мадзини и звукорежиссер.

— Вы ничего не будете откладывать, — прогремел голос у него за спиной. Кит ощутил, как что-то уперлось ему в бок сквозь ткань вечернего пиджака. Пистолет.

Он повернулся. Херб Каннелл мрачно взирал на него.