Ольга Славина - Из огня да в полымя

– Я рада, что мы увиделись, Платон Матвеевич, хотя повод, конечно, печальный…

– Очень печальный, Катюша, – согласился профессор. – Для меня вдвойне. Потому что я вижу здесь сразу двух покойников.

Катя похолодела. Кого он имеет в виду? Неужели Елизавету Комову и Катю Чижову, которая лишь чудом не разделила ее судьбу? Но откуда ему про это знать? Разве может уважаемый профессор оказаться замешанным в чем-то криминальном? Неужели все-таки его описывал Виталик?

Он не простил того, что Катя изменила науке с коммерцией, а Лиза – с коммерсантом, и решил устроить для них что-то вроде костров инквизиции? Нет, это просто бред! Хотя Платон Матвеевич с такой страстью относился к своему делу, что коллеги и студенты и в шутку и всерьез называли его серийным убийцей белых пятен в истории. Но белые пятна и молодые женщины – это все же не одно и то же. Да и в таком возрасте и на протезе многих не убьешь.

Впрочем, рядом с профессором всегда хватало молодых и рьяных, которые ловили каждое его слово и считали Учителем с большой буквы. И науку любили достаточно, чтобы ненавидеть изменивших ей.

Стоп! Еще немного, и эта история сведет Катю с ума. Она чувствовала себя электрическим разрядом, который должен проникнуть в мозг убийцы, чтобы найти и обезвредить преступника. Ей так хотелось понять, почему она оказалась включена в список приговоренных к смертной казни через сожжение, что иногда не могла думать ни о чем другом. Но подозревать Платона Матвеевича – это уже слишком. Маньяки гораздо проще устроены. Скорее можно предположить, что жертв объединяет буква «Е»: Елена, Екатерина, Елизавета. Правда, Жанна не вписывается.

Нет, мотив для убийства «студентка – преподаватель» можно смело назвать притянутым за уши, если бы у мотивов имелись уши. Предположим, что насчет Елизаветы и Елены еще были хоть какие-то сомнения, но Жанна точно у профессора Платонова не училась. У нее были совсем другие университеты, где стипендию сворачивали в трубочку и засовывали под кружевное белье…

– Катюша, вы что так побледнели? Вы же не боярин с небритой бородой, а я не царь Петр, чтобы страху на вас нагонять. Я о втором покойнике, конечно, образно выразился. А так он жив, здоров, хотя и печален. Я о Мишане говорю. Мишаня Комов – мой лучший студент, затем аспирант, затем кандидат наук. Такие перспективы открывались, что дух захватывало, даже бинокль не нужен. И кто бы мог подумать, что парень остановится буквально в шаге от докторской. Да что там, в сантиметре…

Мишаня Комов? Как ни странно, до Кати только что дошло, что она впервые услышала эту фамилию не в новостях про пожар и найденный труп, да и увидела нового клиента вовсе не в офисе фирмы «Горчаков и партнеры» и не вчера. Да они сто лет знакомы! Лучший ученик и открыватель блестящих перспектив буквально не вылезал из архива, где совсем недавно работала Катя.

Но кто бы узнал в солидном бизнесмене худого, прыщавого, сутулого, вечно голодного кандидата наук в очках образца семидесятых годов и с потрепанным портфелем из естественно состаренной кожи? Для этого нужна, наверное, какая-нибудь специальная компьютерная программа, которая моделирует, как могли бы выглядеть Элвис Пресли на свое восьмидесятилетие или Мэрилин Монро после рождения троих детей.

Катя не видела Мишаню Комова лет пять. Он просто однажды перестал приходить, с трепетом листать пожелтевшие странички и пить чай с сотрудницами архива на правах постоянного посетителя. Тогда Катя и заведующая читальным залом Нина Федоровна, у которой всегда имелись в наличии старый электрический самовар и свежий пряник, немного пообсуждали эту тему.

– Я слышала, что Мишаня совсем ушел из науки. Сказал, мол, сколько можно копейки получать, – поделилась тетя Нина. – Надо же, такой увлеченный исследователь. Я думала, он уйдет, только если у него обнаружится острая форма аллергии на пыль веков. Жаль…

Действительно жаль, но работать не за деньги могут позволить себе только очень богатые люди. У остальных обычно никак не хватает на ремонт и на отпуск не на даче. А годы идут, и на пенсии точно продавленный диван не поменяешь и на Акрополь не съездишь, разве что попросишь посла Греции исполнить твое завещание и развеять свой прах у колонн Парфенона.

– Надо же, как меняются люди! – воскликнула Катя. – Если бы вы не сказали, я бы Михаила не узнала. Он такой успешный, уверенный.

– И тоже без очков, как и вы, – невесело усмехнулся профессор. – Эх, молодежь, разве в этом счастье?! Счастье – это вдруг обнаружить в архиве документ, который никто до тебя не читал. Да и видел всего один человек – тот, кто это писал. Научное открытие – это не то же самое, что открыть дверцу даже самой дорогой машины или крышку самого дорогого коньяка. Наука может сделать тебя бессмертным. Не каждого ученого, конечно, но у Мишани были все предпосылки. Но он этим пренебрег, поэтому в этом смысле он умер. И мне его очень жаль. А тут еще беда с его супругой. Я решил прийти, засвидетельствовать, поддержать как-то…

Желающих поддержать бизнесмена Комова было явно больше, чем знакомых научного сотрудника Комова. Видимо, у исследователей со строителями мало общего. Первые в каждой трещинке видят эпоху, вторые их просто замазывают, а лучше вообще все снести и возвести заново. Да уж, неблизкие это отрасли. Обычно историки пытаются подзаработать на составлении родословных, некоторые, как Катя, сделали шаг к юриспруденции. Но Михаил освоил совершенно новую для него сферу. Причем добился успеха за довольно короткий срок. Интересно, как ему это удалось?

Катя старалась думать о чем угодно – о том, что бетон – враг археологии, но даже на кладбище можно встретить жизнь, настолько все непредсказуемо. Что угодно лучше, чем ужас. Да, она чувствовала именно ужас. Не горе, они ведь не были знакомы с женой Михаила. Именно ужас. От того, что сегодня у тебя есть настоящее, а завтра нет будущего, только прошлое. И с ней самой едва не случилось такое…

О прошлом погибшей шептались стоявшие рядом с Катей девушки. Одна блондинка, другая брюнетка. Обе – ходячая реклама средиземноморских курортов, дорогих бутиков и шампуня «для длинных окрашенных волос, который надолго сохранит их блеск».

Платон Матвеевич отправился пожать руку безутешному вдовцу. Катя на это не решилась, осталась поодаль и услышала много интересного.

– Не может быть? Ты уверена?! – удивленно вскинула идеально выщипанные брови брюнетка.

– Я сама удивилась, когда встретила там Лизу, – кивнула блондинка. – Но это была специальная очередь – для беременных.

– Ты шутишь? В очереди? В обычной поликлинике?! Почему не в лечебнице у доктора Цибермана? У него очереди только из джипов у входа выстраиваются. Ты-то сама там что делала?