Иоанна Хмелевская - Смерть пиявкам!

— Состояние Эвы было ужасным. Она боялась выходить на улицу, не спала ночами, вздрагивала от каждого звонка в дверь. Это было не просто нервное расстройство, боюсь, нечто более серьезное. И тогда она стала искать спасения в работе. Принялась писать, но публиковать свои произведения не собиралась. Я был единственным ее читателем. И знаете, на мой взгляд, они прекрасны. Думаю, любое издательство, любой журнал обеими руками ухватился бы за предложение сотрудничать с Эвой. Да она и сама это понимала и как-то призналась мне, что боится успеха. Даже собиралась сменить псевдоним. Было в ней и упорство, и какая-то непонятная мне сила. То есть физически она совсем ослабела, и сил в ней не осталось ни на грош, но творчески она стала лишь сильнее. И вот так сама себя загнала в замкнутый круг. И если бы мне пришлось кого-то убивать — хотя нет у меня таких склонностей, — то только этого Флориана Ступеньского.

— На вашем месте я бы нашла и вторую цель, — выпалила я, не успев удержать язык за зубами. — Нет, нет, я ничего не говорю, меня всегда считали малость ненормальной, пусть так и остается.

— Вы — прелесть, пани Иоанна, — произнес торжественно Эвин поклонник.

А я никак не могла забыть слова пани Вишневской и рассказ Ляльки. И вдруг пожалела, что не могу раздвоиться, тогда вторая «я» смогла бы пообщаться с Гурским, тут уж наверняка мы бы пригодились друг другу и достигли грандиозных успехов.

А вслух я убежденно заверила пана адвоката, что самым великим и мудрым его деянием была отправка Эвы за пределы Польши, к чертям собачьим. Ничего не поделаешь, у меня нет другого выхода, как ознакомить со всеми этими нашими тонкостями одного мента, и вам придется с этим согласиться. Да, а как сейчас обстоит дело с Эвиным папочкой? Он вроде бы отбыл на лечение в санаторий, ревматизм у него. Вы знаете, в какой санаторий?

— Понятия не имею… Мне надо узнать?

— Нет, он уже должен скоро вернуться. Холера, будь я на тридцать лет моложе!

Оглушив напоследок адвоката этим выкриком, я наконец оставила его в покое.

Прямо из машины я позвонила Мартусе, позабыв, что ее телефоны прослушиваются.

— Мартуся, ты просто обязана сказать мне правду! Ты убила этого подонка или не ты? Если ты — признайся, мне до смерти надо знать, а от меня ни одна душа не узнает. Так ты шлепнула его или не ты?

— Нет! Христом Богом клянусь, на коленях, вот те крест — не я! Ведь знаешь же, я по природе брезглива, такие вещи не для меня. Почему тебе так необходимо, чтобы именно я?

— Потому что он мне портит все мое расследование! Я бы распутала все эти убийства, все доказала. Если бы не этот подонок. И если ты — у меня все получается, а если нет — полетят к черту все мои построения. Говори правду, не то вообще не хочу знать тебя!

Что-то грохнуло в мобильнике — не иначе, Мартуся плюхнулась на колени. И точно. Послышался жалобный голос:

— Вот, на коленях клянусь — не я! Хочешь, поклянусь… чем бы таким… да пусть у меня до конца жизни будут болеть зубы, если я тебя обманываю! Не убивала я этого гада ядовитого, пусть у меня рука отсохнет! Я ведь даже его паршивый труп в глаза не видела! Клянусь жизнью моей собаки и моих кошек — не я!!!

Ну, это решает дело. И выходит, во всем этом нет ни малейшего смысла.

Факс от Гурского я нашла на полу. Это устройство почему-то любило сбрасывать всю получаемую информацию на пол, и не просто на пол — а под стол, где заметить листки можно было, лишь встав на четвереньки.

Ясное дело, до этого я позвонила Гурскому на работу с твердым намерением устроить скандал, но, по счастью, его самого не застала, а секретарша поспешила сообщить, что факс отправлен. Эта особа добавила, даже с некоторой обидой в голосе, что факс отправляла она лично, причем уже несколько часов назад.

Ладно, я встала на четвереньки и заглянула под стол.

Целый список. Даже в алфавитном порядке, со всеми данными, часть из которых, я знала, являлись секретными. Только вот какие? Место рождения? Адрес проживания? Место рождения пусть остается государственной тайной, кому оно нужно, но вот актуальный адрес бывает очень даже необходим, иначе как договориться, например, с человеком о встрече? Договорилась я встретиться с журналистом, а куда ему приезжать — секрет, тайна за семью печатями. Образование? От кого его утаивать? От будущего работодателя? Разве что у меня диплом садовода-огородника, а претендую на место технического директора аэропорта. Имена родителей?.. Я что, боюсь расистов, потому как мамулю звали Мба By Пси… Но не в том случае, когда потомку Мба By Пси достаются в наследство золотые копи…

Обо всем этом я успела подумать, выбираясь из-под стола. А выбравшись, жадно набросилась на список, начав с какого-то Антония Болончика, но до последней фамилии не доехала, резко застопорив где-то в середине перечня.

Оказывается, в Буско лечился от ревматизма Дышинский, мой хороший знакомый, прекрасный, серьезный писатель, увенчанный многими наградами. Правда, после того как телевидение изуродовало его лучшее произведение, он поклялся, что бросит писать, но вряд ли вместо литературного труда занялся угоном машин.

Задержавшись на нем и как следует поразмышляв, я поехала дальше и где-то в самом конце списка наткнулась на супругов Хлюпанек.

Хлюпанек Ромуальд и Хлюпанек Ядвига. Постоянное место проживания: Варшава, ул. Чечота. Родители Эвы Марш. И многие лица из полицейского списка оказались связаны невидимыми нитями. А некоторых я связала в своем воображении, очень уж напрашивалось. Если, допустим, пан Хлюпанек крадет машину у этого, как его… я заглянула в список… ага, Маевского, жена которого содержит пансионат в Буско… а Маевский лежал в гипсе… и вообще все они уже старые пни трухлявые, кстати, Дышинский тоже, выходит, живет в Буско… но Хлюпанек, так же как и Дышинский, не очень-то годятся на роли угонщиков автомашин.

И вообще, чего я так привязалась к той автомашине на Чечота? Может, просто кто-то приехал по делам к Ступеньскому. Правда, тот уже наверняка был в Кракове, а Эва обосновалась во Франции, так чего я прицепилась к несчастной машине? Автомобиль Маевского, это полиция установила, Маевский с супругой проживает в Буско и лежит в гипсе. Ну и что, Маевский мог кому-то одолжить машину, а полиции не признается, потому что не хочет называть человека. Почему — его дело, вполне могут быть на то основания.

Вот интересно, как выглядит ревущий подонок. Кто может знать? Ну Ступеньский, но его уже не спросишь. Парень Миськи, Петрик! Ведь орущий отец Эвы — его крестный. Должен же он знать своего крестного! А еще, разумеется, пани Вишневская.

Ах, какая жалость, телефона Петрика у меня нет, вот шляпа, не догадалась раньше позаботиться. Значит, ловлю Миську. А та, как всегда, отключила сотовый, а у нее дома никто не поднимает трубку.