Дороти Иден - В ожидании Виллы

— Я плохо знаю его, но мне больше жаль Кейт, она такая мягкая, слабая. Правда, если бы она была похожа на Виллу, ему было бы еще хуже.

— Что!? — Голос Эббы едва не сорвался на визг.

— Да флирт с каждым, скандалы… С тех пор, как я здесь, каждый, кого бы я ни встретила, говорит мне о Вилле больше, чем о делах.

Эбба засмеялась низким голосом.

— Даже мой муж? Ну, возможно, вы правы. Она была глупым существом, но восхищала жизнелюбием. Мужчины любят таких, не правда ли? А что ваш Польсон?

— Он не мой!

— Значит, я ошиблась. Мне показалось, вы быстро нашли общий язык. Мягкий университетский профессор? Возможно, не такой уж и мягкий… Как у него с мозгами?

Грейс был неприятен этот разговор, и она ограничилась самым простым ответом:

— Не знаю. Мы не обсуждали интеллектуальные проблемы.

— О чем же тогда вы говорили?

— Большей частью о Вилле.

— Вот это тема! Другая женщина! — Она захохотала. — Знаете, Грейс, я открою вам один секрет. Все мы надеемся, что она не вернется, даже с мужем. Очень надоедливая особа.

— Она и не обещает вернуться немедленно, — сказала Грейс ровным голосом, наблюдая за лицом Эббы, на котором отразилось и удивление и ожидание.

— У вас что, есть от нее сообщение?

— Я получила письмо от сестры.

— Ну, Грейс! Какая вы скрытная! Почему не сказали сразу?

— Вы же сами говорите, что эта тема надоела.

— Но не факты же…

Грейс коротко пересказала письмо Виллы, Эбба подняла свою красивую голову и улыбнулась.

— Простите меня, Грейс, но это то, что Вилла заслуживает, она вела себя так…

— Вы про Билла Джордана? — перебила ее Грейс.

— Не только. Я вообще про ее непостоянство. Кто бы ни был этот Густав, он еще горько пожалеет, что связался с ней.

— Но ребенок? — напомнила Грейс.

— Ах, это… Полагаю, очень старомодный способ шантажировать мужчину.

Грейс удивленно подумала, способна ли эта женщина, с ее холодным аналитическим умом, на тепло или сочувствие. Кажется, ей доставляет удовольствие убеждаться, что Вилла попала в трудное положение.

Свен, Аксель, Якоб, Густав…

— Вилла когда-нибудь гостила у вас подолгу? — с любопытством спросила Грейс.

— Она приезжала к нам как-то на денек. С Синклерами. На уик-энд я ее никогда не приглашала. Мы ведь не были подругами. Вот вы другое дело. Вы так не похожи на свою кузину, — ответила Эбба на молчаливый вопрос Грейс. — Это все заметили.

Дорога шла через янтарно-желтый и темно-зеленый ландшафт. Холодные серые зубцы облаков висели на горизонте. Поля, насколько хватало глаз, стояли промокшие и прокисшие. Ряды подсолнухов с колеблющимися поникшими головками чернели на фоне придорожного коттеджа. Как Вилла с ее канареечной головкой… Не завяла ли она так же, не опустила ли вот так голову?

Эбба поехала медленнее, потом свернула на узкую дорогу, обсаженную березами, которая вела прямо в большой помещичий дом в миле отсюда.

— Приехали, — объявила Эбба.

Это был красивый дом цвета ананаса с темно-коричневой облицовкой. Длинный пролет ступеней вел к парадной двери. Головы орлов на балюстраде и длинный вытянутый газон перед домом. Не хватает только павлинов, иронически подумала Грейс, или ручных орлов. Место как раз для них.

Дверь открылась, и на ступенях появился Якоб, протягивая руку и учтиво улыбаясь.

— Добро пожаловать, Грейс, — сказал он.

При дневном свете он выглядел даже старше, бледная кожа обтягивала кости лица. Лет на двадцать старше своей жены, подсчитала Грейс. Возможно, и больше. И что бы ни чувствовала Эбба, выйдя за него замуж, кроме желания получить его титул и красивый дом, это все ушло. Баронесса пронеслась мимо Якоба в большой квадратный, обшитый темными панелями зал, бросив через плечо:

— Пойдемте к камину, Грейс! Выпьем. Как вам нравится наш баронский зал? Когда-нибудь я уберу все эти скучные панели. Все будет белое и золотое, как французское шато. Якоб волнуется, как будут выглядеть его трофеи на этом фоне, но я уберу и трофеи.

Трофеями были олень и кобыльи головы, висевшие рядом с роскошными грубыми мечами и старинными пистолетами.

— И семейные портреты не забудь, дорогая.

Грейс была склонна согласиться. Портреты выглядели декоративно и ярко. Она удивилась, может, Эбба обижалась на предков Якоба, потому что у самой не было ни одного, столь значительного?

— Портреты тоже, — согласилась Эбба. — Я устала жить под этими критическими взглядами. Когда я впервые сюда вошла, я подумала, что никогда не дождусь от них одобрения. Я думала, что они меня не полюбят из-за того, что я молодая. Но потом поняла — из-за того, что я живая. Так просто, правда? Якоб, это я так задираю тебя. Обещаю, что не выкину их пока…

— Я не умру?

— Это как раз то, что я собиралась сказать. Но ты сформулировал это плохо, грубо, — заворчала Эбба, — я уберу их на чердак, пусть остаются там вместе с привидениями. Эти большие дома — не шутка в наши дни. У меня полно работы. Это похоже на Англию, Грейс?

— Все то же самое.

Длинные изящные руки Эббы потянулись к огню, будто они держали что-то тяжелое.

Эбба была серьезным, но одновременно и страстным человеком, немного жестким по сравнению со своим спокойным мужем. Почему? От неудовлетворенности старым скучным мужем? От этого традиционного дома, с неприятием предков? От жизни в деревне? От отсутствия детей?

Грейс взяла бокал шерри у Якоба. Да, ее визит сюда, кажется, ненапрасен.

— Не удивляйтесь и не пугайтесь, если ночью что-то услышите на чердаке, — позднее предупредила Эбба в большой комнате для гостей с занавешенной кроватью. — Это пол скрипит, особенно когда холодно. Очень дорого отапливать комнаты, которыми не пользуются.

— Королева на чердаке, — пробормотала Грейс.

— Что?

— Что-то такое говорил Польсон о Хага-павильоне. Король Густав держал свою королеву на чердаке.

Глаза Эббы слегка подернулись дымкой. Так бывало, когда ее что-то заинтересовывало.

— Надеюсь, вы не думаете, что Густав Виллы… Едва ли он стал бы держать свою невесту под замком.

— Нет, конечно, — кивнула Грейс.

— Наш чердак точно пуст, там ничего нет, кроме обломков старой шведской мебели.

— Вы ведь не шведка? — интуитивно спросила Грейс.

— Почему вы так думаете?

— Вы говорите о шведских вещах, как иностранка.

Эбба слабо улыбнулась:

— Вы очень наблюдательны, Грейс. Я действительно не шведка — немка. Когда-то я была актрисой и приехала сюда с туристической компанией. Тогда мне было восемнадцать, и я никогда больше не бывала дома. Двадцать лет прошло. Боюсь, я все еще говорю о шведских вещах не так, как они. Неудивительно, что мой муж возмущается. Но надо быть честной, правда?

Честной? Пожалуй, если это слово вообще можно применить к баронессе ван Стерп. Однако слишком рано делать выводы, подвела итог своим наблюдениям Грейс.