Барбара Вуд - Благословенный Камень

Идиллия продлилась недолго.

Через несколько дней довольно спокойного пути обоз подошел к горам Уосатч, гряде высоких, покрытых снегом вершин и глубоких каньонов. Склоны каньонов заросли ивой, густыми кустарниками с дикой ягодой, толстыми тополями, кленом и ольхой, речное русло было узкое и завалено валунами. Для того чтобы расчистить дорогу, понадобились усилия всех крепких мужчин в группе.

Вооружившись топорами, цепями и лопатами, они прорубали себе путь сквозь ивы, тополя, ольху и клен. Каждую ночь мужчины падали в изнеможении на свои одеяла, а женщины лечили волдыри и ссадины своих мужей, братьев и сыновей мазями и ободряющими словами. По крайней мере, у нас есть вода, сказал Тайс, а у скотины трава. Кроме того, у них были целые тучи москитов и слепней.

Учитывая, что продвигались они со скоростью всего пять миль в день, им, в конечном счете, пришлось запрягать волов попарно, чтобы перетащить повозки через вершину Уосатч; когда же переселенцы спустились со склона, перед ними предстало грозное препятствие: пустыня Большого Соленого Озера.

По ночам в лагере уже не царило оживление, теперь над ними стояла отрезвляющая тишина. Днем они передвигались с небольшой скоростью, потому что пустыня раскалялась и жара становилась невыносимой. Их задерживало то, что из-за полученных в горах Уосатч травм мало кто из мужчин был в состоянии впрягать и распрягать волов, и они были вынуждены делать частые остановки. И пока женщины переживали за своих мужчин, нога Джо Стриклэнда начала гноиться, несмотря на все старания Эммелин, Амоса Тайса терзали свои тайные опасения — они не укладывались в расписание. Там, впереди, была сьерра и угроза снегопада.

Они тащились вдоль русла обмелевшего озера под безжалостными лучами палящего солнца. Жара становилась невыносимой, как в печке, у людей было такое чувство, будто они попали в ад. Они смачивали языки животным, потому что эта засушливая местность была настолько обезвоженной, что они опасались, как бы волы и прочая скотина не взбесились от жажды. Это была бесплодная солончаковая пустошь, в которой они не встретили ни одного живого существа. В волнах раскаленного воздуха идущие впереди повозки казались гигантскими. Далекие горы, казалось, плавали в воздухе. Шар полуденного солнца молотом стучал в висках. На закате тени становились необыкновенно длинными. Ночной воздух пощипывал через одеяла холодными клещами. Дети плакали, скотина мычала. Равнинный грунт был настолько плотным, что копыта животных не оставляли следов на твердой соляной и щелочной корке, но, добравшись до середины пустыни, они обнаружили там мелкое озерце, щелочь в котором превратилась в кашу. Идти по нему было все равно что пробираться через блюдо с овсянкой. Ступать нужно было осторожно, успевая выдернуть ногу из трясины. Ноги, как цементом, оказались покрыты клейкой грязью, грязь облепила тележные колеса, волы стали спотыкаться.

Но переселенцы упорно двигались вперед сквозь это пекло — истомленные жаждой, истекая потом. Нога Джо Стриклэнда гноилась все больше. Бедный погонщик был измучен лихорадкой, и Эммелин всю дорогу держала голову Джо у себя на коленях, пока они ехали в фургоне Хэммерсмитов. Остальные тоже начинали хворать, но старались держаться, потому что знали, что остановка равносильна гибели.

Они выбрали группу мужчин, которые объявили Тайсу о своем намерении просить помощи у мормонов (хотя никто понятия не имел, где именно обосновался Брайан Янг [5] Лидер мормонов. со своими людьми), но Тайс, пользовавшийся дурной славой среди «святых последнего дня», со знанием дела заявил, что мормоны от них слишком далеко и даже пытаться отправляться на их поиски равносильно самоубийству.

Они шли вперед, перенося испепеляющую полдневную жару и пронизывающий до костей ночной холод; губы у всех потрескались и кровоточили, языки распухли, воду раздавали по столовой ложке. Волы братьев Шуманов наконец не выдержали и рухнули на колени, мыча от жажды. Так что им пришлось зарыть свои плуги и фермерский инструмент прямо здесь, в песок, чтобы вернуться за ним потом, когда они найдут себе клочок земли в Орегоне.

Новорожденный младенец Биггсов, которого три месяца назад принимала Альбертина Хопкинс, не перенес жары, его похоронили в песке. Цыплята Бенбоу дохли один за другим от жары и жажды, и даже Маргаритка, некогда неугомонная енотовая собака, плелась, понуро свесив голову, рядом с фургоном Шона Флаэрти.

Казалось, пустыня Большого Соленого Озера не закончится никогда.

Но она все же закончилась; когда прохладным вечером, пришедшим на смену знойному дню, измученный обоз подошел к первому водоему у подножия холмов и скотина помчалась к воде, а люди старались не попасть под копыта, Мэтью подумал, что, может, это и было то темное и ужасное испытание, к нему подошла Эммелин и сказала:

— У Джо Стриклэнда гангрена. Ногу придется ампутировать.

Мэтью показалось, что на его плечи взвалили все бремя этого мира. Он сел на землю, на которой собирался развести костер, и, покачав головой, сказал:

— Я не могу этого сделать.

Эммелин присела рядом с ним и накрыла своей ладонью его руку. Лицо Мэтью, так же, как у нее и у всех остальных, покраснело и покрылось волдырями, взгляд был тусклым, одежда задубела от пота и грязи.

— Я помогу вам, — сказала она. — Мне приходилось ассистировать отцу во время ампутации ноги. Так что я смогу это выдержать, доктор Лайвли.

Он смотрел на нее, и ему хотелось заплакать.

— Мисс Фитциммонс, я не врач.

Она непонимающе смотрела на него.

— Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что я не имею никакого отношения к медицине. Просто вы тогда, в Индепенденсе, приняли меня за врача, а я не стал вас разубеждать.

Она нахмурилась:

— Тогда кто же вы?

И он еле слышно ответил:

— Я гробовщик.

Она заморгала. И еще больше нахмурилась.

— Гробовщик? То есть похоронных дел мастер?

— Да, похоронных дел мастер.

— Но как же ваша сумка…

— Люди, приготавливающие тело к последнему упокоению, используют те же инструменты, что и врачи. Особенно если кончина была вызвана травмой. Нам, так же, как и врачам, приходится накладывать швы и повязки. Стетоскоп же необходим для того, чтобы убедиться, что человек действительно умер, прежде чем предавать его земле.

— Но я видела, как вы покупали в аптеке лекарство!

— Я покупал его для себя. Зимой я часто болею.

Эммелин была настолько потрясена, что не могла выдавить из себя ни звука.

— Почему же вы меня не разубедили? Ведь все принимали вас за врача!

Он посмотрел на нее удрученным взглядом:

— Если бы от вас зависела жизнь многих людей, вы бы стали говорить им, что вы — похоронных дел мастер? Мисс Фитциммонс, вы же сами жаловались на предубеждение и осуждение, с которыми вам приходилось сталкиваться из-за того, что вы — женщина. Мне же приходится сталкиваться с таким же предубеждением и осуждением, потому что я — гробовщик.