Лариса Шкатула - Холодное блюдо мести

— Конечно, пойдемте, — заторопилась Корнелия Альбертовна, — он ждет в приемной.

В самом деле, Наташа заметила там худенького мальчика, который сидел, ссутулившись, на стуле и смотрел перед собой, углубленный в свои мысли будто старый философ.

Корнелия Альбертовна поднялась со стула, фамильярно подхватила Наташу под руку и уже у двери обернулась:

— Спасибо вам, Марина Вячеславовна.

— Пожалуйста, — суше, чем можно было ожидать, отозвалась та.

Но когда они уже подошли к двери, заведующая вдруг резво выскочила из-за стола:

— Минуточку, Наталья Владимировна! Идите, Корнелия Альбертовна, подождите в приемной. Наталья Владимировна, простите, что втянула вас в эту историю, — быстро заговорила заведующая. — Я предлагала Гриневич на время определить ее сына в детский реабилитационный центр, но она и слушать не хочет. Говорит, надо отдать в хорошие руки. Понимаете, будто щенка оставляет, а не собственного ребенка. Это-то меня и настораживает. И хорошо, что вы хотите все оформить как положено. Правильное решение… А то мало ли что…

— Не поняла вашего опасения. — Наташа ждала объяснений.

— Беспокоит она меня. Вдруг не вернется? Такая, знаете, личность психопатического склада. Мальчишку жаль. Умненький, воспитанный. Даже странно, что при такой дуре… Простите! — спохватилась заведующая. — Но вы не беспокойтесь! Я уже говорила с соцзащитой. Если Корнелия таки не вернется, они возьмут ребенка в детский дом, а вы получите компенсацию…

Теперь Наташа поняла, в какую историю ее втравили, но приняла это событие как данность. В конце концов, ничего страшного не произойдет. Если к тому же мальчик воспитанный… «Надеюсь, никаких сюрпризов меня не ждет. Сколько его мамаша собирается отсутствовать? Две недели, говорит. Будем считать, месяц. А там посмотрим!»

В приемной ее ждала Корнелия, тиская руку сына. Он все старался поймать взгляд матери, но она отводила его от ищущих глаз ребенка.

— Познакомься, — сказала она прокуренным голосом. — Это Наталья Владимировна. Она согласилась присмотреть за тобой, пока я съезжу за деньгами. Думаю, это много времени не займет. Ты ведь будешь паинькой?

— Буду, — покорно сказал мальчик.

Наташа протянула ему руку:

— Давай знакомиться. Ты запомнил, как меня звать?

— Запомнил. Наталья Владимировна. А меня — Роман. Он тоже протянул ей свою ладошку, худенькую, хрупкую, с пальчиками, похожими на крошечные прутики, и у нее отчего-то екнуло сердце. Она еще ничего толком не знала об этом ребенке, но уже горячо его жалела.

Когда Корнелия Альбертовна написала заявление, удостоверила собственную подпись, на мгновение возникла заминка, и Гриневич поспешно сказала:

— Если вы не возражаете, хорошо бы Романа взять прямо сегодня. Завтра у меня самолет, а я еще не все собрала. Заедем, возьмете его вещи.

Пока его мама писала заявление и позже, мальчик не произнес ни слова, а в машине только сидел и смотрел в окно.

Его мать поспешно выскочила из машины и вскоре принесла небольшой рюкзачок с вещами.

— Ну все, будь паинькой! — опять сказала она сыну («Как будто других слов не знает», — с возмущением подумала Наташа) и ткнулась ему в щеку сухими губами.

Он кивнул и судорожно вздохнул.

— Я скоро вернусь и заберу тебя с собой, — пообещала его мамаша, отчего-то без особой уверенности в голосе.

Она ушла не оглядываясь, только странно помахала рукой.

— Ты не переживай, Рома, — сказала Наташа, усаживая ребенка на заднее сиденье своей машины. — Иной раз только кажется, что все тебя бросили и никто не любит.

— Тебя тоже бросали? — вдруг спросил малыш и тут же поправил себя: — Я хотел сказать «вас».

— Тоже, — призналась Наташа, выворачивая руль, чтобы развернуться на узкой улочке. — И потом, мама ведь не отдала тебя насовсем. Она только написала заявление, что доверяет тебя мне до своего возвращения.

— И что вы делали, когда вас бросили? — продолжал интересоваться Рома.

— Знаешь, давай заключим соглашение. Когда мы будем одни, ты можешь звать меня Наташа и на ты, а когда приедем в садик, то по имени-отчеству — Наталья Владимировна. Согласен?

— Согласен, — кивнул мальчик. — А где я буду жить? У тебя есть своя комната?

— У меня есть даже свой дом.

— Большой?

— Для двоих просто-таки огромный. Целых два этажа.

— И ты меня возьмешь в этот дом?

— Конечно. Но если ты не захочешь жить в доме, можешь жить в будке Кинга, — пошутила она.

— Кинг — это собака?

— И тоже очень большая.

— Вот такая? — Он развел руками, показывая по размеру на что-то вроде болонки.

Наташа рассмеялась:

— Я думаю, он повыше тебя будет.

— Огромный, — сказал мальчик уважительно. — А он злой?

— Со своими друзьями — добрый.

— Хотел бы я с ним подружиться.

— Подружишься, — пообещала Наташа. — Только вначале мы с тобой в садик заедем, я все-таки в нем работаю. А после работы, когда всех детей заберут, мы с тобой поедем ко мне домой знакомиться с Кингом. Хорошо?

— Хорошо, — кивнул мальчик и опять задумался.

Наверное, частенько ему приходилось оставаться одному и вот так, по-взрослому, сидеть и размышлять о чем-то. Пытается понять, для чего его произвели на свет?

В «Вишенке» уже закончился тихий час, и дети сидели в столовой, пили чай.

— Пойдем, я покажу тебе, где можно помыть руки и сходить в туалет, — сказала Наташа, раздевая Рому в своем кабинете. — Затем ты с ребятами слегка перекусишь. Ты ведь уже обедал?

Он недоуменно посмотрел на Наташу, которая, казалось, задавала странные вопросы.

— Меня мама кормила утром, — объяснил он. — А потом мы сидели в том доме, и мама говорила с разными тетями.

— Значит, ты голодный, — спохватилась Наташа, давая себе слово, что если на кухне у Лилии Васильевны ничего не осталось — до ужина еще два часа, — она отвезет Рому к себе домой и как следует накормит. — Лилия Васильевна, у нас с обеда ничего не осталось? — спросила она.

— Как же так — не осталось?! — всплеснула руками повариха. — Вы вот ничего не ели. Да и я впрок готовлю. Мало ли, придет кто или родители захотят попробовать, что едят их дети.

— Ну, слава Богу, — облегченно вздохнула Наташа, — а то мне надо покормить одного очень голодного мужчину.

На всякий случай она держала Рому за руку, явственно ощущая, что мальчик чувствует себя неуютно в чужом месте. Но он ничуть не стеснялся, а лишь крутил по сторонам головой, точно галчонок, высматривающий червячка.

— Я еще мальчик, — назидательно сказал он женщинам.

— Чей же это такой худющий? — спросила Лилия Васильевна.

— Мне оставили его на время, ненадолго, — пояснила Наташа, заметив, что и Рома прислушивается к ее словам.

Они сели есть в кабинете Наташи.