Алена Салбер - Волна открытий

Довольно скоро вся компания добралась до гостиницы, в которой предположительно поселились Роман с Анжеликой. На разведку отправили одного из охранников, который вскоре вернулся и доложил, что нужная им парочка действительно снимала там номер.

Никто не понимал, куда делись остальные бандиты, но их главарь со своей женщиной находился в комнате на третьем этаже. Ломидзе рвался лично задушить Романа, как и обещал, но Остафьев убедил его остаться с Диной. Бросать ее на улице одну казалось небезопасным, и Глеб согласился подождать в машине.

Антон и люди Ломидзе вошли в гостиницу. Прихватив с собой портье, они поднялись на нужный этаж. Дальше все прошло быстро и технично. Под невинным предлогом портье попросил открыть дверь. Как только Роман появился на пороге номера, он получил мощный удар в челюсть, после которого даже не думал сопротивлялся.

Анжелика – а это действительно оказалась она – долго кричала и извивалась в руках одного из охранников, пока с помощью коллеги тому не удалось связать ей запястья. Но и после этого она не угомонилась. Она пыталась кусаться и царапаться и притихла, лишь когда увидела на пороге собственного мужа. Только тогда Анжелика наконец успокоилась и больше не отбивалась.

Забрав пленников и их вещи, вся команда вернулась на яхту, которая вскоре отошла от берега. Глеб предпочитал вести допрос подальше от города. Кто знал, куда заведет их это дело?

Романа с Анжеликой усадили на диван в одном из салонов яхты. Там же собрались Глеб, Антон и Дина. Охрана Ломидзе стояла возле задержанных.

Роман вел себя смирно, и потому с него сняли наручники. Анжелика немедленно потребовала, чтобы ей тоже освободили руки, но, памятуя о разгроме, который она учинила в гостинице, охрана оставила ее закованной. Женщина продолжала бунтовать, но на ее протесты никто не реагировал. Ни Антон, ни Глеб будто не замечали ее присутствия.

Остафьев лишь мельком взглянул на нее в номере гостиницы и, убедившись, что самые худшие подозрения подтвердились, до времени загнал сантименты поглубже. Сначала необходимо найти Илью.

Ломидзе тем более не интересовали требования этой женщины. Все его внимание было сосредоточено на подлеце, который принес его Дине столько несчастий. Душить негодяя собственными руками он к тому времени уже передумал. Глеб решил упечь его за решетку, благо, факт преступления был налицо. Двадцать лет в индонезийской тюрьме на краю света, в жаре, влажности, с болезнями и насекомыми, стали бы достойным наказанием за все, что тот сделал.

Единственным человеком, которого интересовала Анжелика, была Дина. Она сидела в стороне, не вмешиваясь в общую беседу, и смотрела на пленницу с противоестественным любопытством обывателя, наблюдающего за агрессивным танцем индийской кобры, прекрасной, но смертельно опасной. Ее недавнее желание неожиданно скоро осуществилось, и теперь она не могла отвести изумленных глаз от женщины, чуть не погубившей собственного мужа.

Постепенно Анжелика притихла и стала невозмутимой, будто ничего не случилось и ко всему произошедшему она не имела никакого отношения. «А ведь и правда, – подумала Дина, – с точки зрения формального закона в крушении яхты и гибели людей она не виновата». Она никого не била, не захватывала в заложники, не похищала, не взрывала, ее даже не было на «Утренней звезде». Все это время Анжелика провела на синей яхте, и не существовало никаких доказательств, что она находилась там по собственной воле. Она могла заявить, что ее, как и Непомнящего, удерживали насильно, что она всячески возражала против жестокости других, но сама – ни боже мой! – ни жестом, ни мыслью, ни намеком не вредила пленникам Романа. И даже наоборот, всем сердцем переживала за судьбу мужа и его друзей.

И ведь поверят. И Остафьев тоже поведется, особенно если рассказать ему эту историю подушевней. Представляя, как все будет происходить, Дина смотрела на красивое лицо Анжелики и чувствовала к ней отвращение, как к болотной твари, внезапно выползшей на белый свет.

Тем временем мужчины допрашивали Романа. Тот уже не выглядел настолько уверенно, как во время их последней встречи с Остафьевым, но держался достойно. Казалось, он не очень понимал, что происходило, и был сосредоточен на чем-то своем.

Роман действительно не следил за беседой. Предшествующие события произошли слишком быстро, он не успел еще обдумать последствия и решить, как вести себя с этими людьми. Слишком много вопросов возникало. Откуда здесь взялся Ломидзе? Как он умудрился пропустить связь Остафьева с этим влиятельным человеком? Как и когда они успели договориться? Почему Остафьев вообще остался жив, ведь Роман своими глазами видел, как его тело выбросило в море? Не жабры же у него вместо легких?

Впрочем, это уже не имело значения. Для Романа все было кончено, и он отчетливо это сознавал. Если его не убьют люди Ломидзе, то посадят в местную тюрьму, а если не в местную, то привезут в Москву и упекут там. При любом раскладе если его не убьют сейчас, то очень скоро все равно достанут. Большой Человек слов на ветер не бросает и после такого провала не оставит его в живых. Роман не выполнил задачу, за которую брался, и на милосердие ему рассчитывать не приходилось. А если так, то пусть и его противнику не поздоровится. Погибать, так с музыкой. Помогать Остафьеву, чтобы очистить перед смертью совесть, он не собирался.

Роман думал об этом и одновременно отбивался от града вопросов, которыми забрасывал его Остафьев. Снова и снова он спрашивал о самом важном:

– Где Илья?

– Какой Илья? – издевательски парировал Роман.

– Илья Непомнящий, человек, которого вы похитили с моей яхты перед взрывом.

– А, вы об этом полоумном гении? Так он сошел с ума, вы знаете? Повредился головой. Видно, при взрыве ему досталось. Он ведь удрал от моих олухов, поплыл к яхте, а тут на беду она и взорвалась. Его, конечно, выловили, подобрали. Но толку от него было уже мало. Ничего не помнил и нес какой-то бред.

– Где Илья? – грозно повторил вопрос Антон.

– Надеетесь, что он все-таки найдет вам формулу «Силитина»? Напрасно, теперь уже не найдет. Теперь это вам, а не мне придется засадить за работу дюжину студентов-биохимиков, чтобы закончить разработку, – продолжал злорадствовать пленник.

– Плевал я на «Силитин»! Куда вы дели моего друга?

– А вы знаете, я вам этого не скажу. – Роман задумчиво посмотрел на Остафьева. – Может, я и вправду немного поторопился? Может, стоило дать ему время прийти в себя, показать какому-нибудь врачу? Глядишь, помешательство и прошло бы, а? Нет, не скажу, – решительно отрезал он. – Помните, как у Островского: «Так не доставайся ж ты никому!»