Эшли Дьюал - У истоков Броукри (СИ)

— Мне девятнадцать. И я не великая шутница. — Плюхаюсь на пол рядом с парнем, и в который раз опускаю взгляд себе под ноги. Что-то мешает мне смотреть на незнакомца, не стесняясь и не краснея, и потому я испепеляю глазами носы бежевых балеток. — А сколько тебе? И кстати, как тебя зовут? Я и сама не представилась. Меня…

— Не думаю, — шепчет он, — что это хорошая идея.

— Почему? Ты не доверяешь мне.

— Просто нам необязательно друг друга знать. Пойми, мы ведь настолько…

— …разные, — заканчиваю я, упираясь макушкой о стену. — Наверно, ты прав.

Повисает молчание. Я мну вспотевшие ладони, теряясь в том, что верно, и что нет, и, может, не стоило приходить; стоило остаться дома и подождать отца, быть прилежной, не обманывать? Запереть себя в этом лживом мире из лживых людей и их лживого волнения? И не жаловаться, не сетовать на одиночество, а принять его, как верную подругу. Ведь не каждому удается вырваться из стальных объятий пустоты, которая, в конечном счете, не просто становится твоим окружением, но и проникает внутрь тебя.

Неожиданно я ловлю себя на мысли, что я не удивлена. Ощущать себя в клетке — мне это знакомо. Неужели я поверила, что найдется человек, готовый меня выслушать? Сейчас ведь никто никого слушает. Всех это задевает, пугает, и, все начинают орать так громко и неистово, что, в итоге, в этом шуме не разобрать ни буквы.

— На самом деле, ты совсем не такая, как я думал. — Прерывает молчание парень. Его взгляд встречается с моим, и я смущенно ерзаю ногами. — Ты не бросила меня, вылечила и даже сейчас сидишь рядом. Не воротишь нос, не боишься и не причитаешь.

— Интересное у тебя представление о людях из Верхнего Эдема.

— А какие вы?

— Мы…, - я задумываюсь. Гляжу сквозь стену и пожимаю плечами. — Мы одинокие.

— Не может быть.

— В смысле?

— Ты не можешь быть одинокой. — Парень придвигается ко мне так близко, что наши ноги соприкасаются. Я отчетливо ощущаю тепло, исходящее от его тела, и непроизвольно задерживаю дыхание. Мне не по себе. — Ты очень добрая.

— Считаешь? Откуда тебе знать? Может, прямо сейчас к дому подъезжает полиция.

— Ты бы так не поступила.

— Хочешь проверить?

— Так-так, не умеешь принимать комплименты.

— То есть? — вопрошаю я, округлив глаза. Мои щеки вспыхивают пожаром, а сердце в груди начинает колотиться так неистово, что того и гляди, вырвется наружу. — Я просто…

— …просто стеснительная. Я и не помню, чтобы кто-то из моих знакомых смущался. У нас все прямолинейные и циничные. Говорят то, что думают, но никто никому не верит, потому что каждый считает свое мнение единственным и правильным.

Я усмехаюсь.

— Правда?

— Да. Я не могу сдерживаться: всегда говорю правду, хотя, порой, лучше промолчать. Но обычно людям плевать. А тебе — нет. Ты…, - он замирает, — ты не такая.

Ох, Дор, соберись. Ты знаешь этого парня несколько часов! Да и не знаешь вовсе. Но земля внезапно начинает вертеться совсем иначе, не предупредив меня, и, как специально, я краснею еще больше, на этот раз еще и глупо усмехнувшись. А парень смотрит на меня. Я ощущаю, как его взгляд путешествует по моим щекам, по локонам, спавшим на плечи, и внутри у меня все порхает, будто тысячи-миллиарды пушинок одновременно оторвались от одуванчиков и взлетели в моей груди. Я откашливаюсь.

— Надо…, - протираю ладонями горящее лицо, — надо проверить раны.

— Что их проверять. Все в порядке.

— Ты даже выпрямиться не можешь. Не обманывай.

— Все я могу, — продолжает он, криво улыбаясь. — Но если же ты хотела, чтобы я снял футболку, могла бы просто попросить.

— Я не…, - застываю в немом ужасе. Жизнь не готовила меня к таким разговорам. И я понятия не имею, что нужно отвечать. Просто хлопаю ресницами, невольно злясь то ли на себя, то ли на незнакомца. В конце концов, восклицаю. — Я каждый день вижу накаченных мальчиков. Не думаю, что у тебя есть шансы меня поразить.

Отличный ответ. Так держать, Дор!

— А говорила, что одинока.

— Одно другому не мешает.

Парень прожигает меня довольным взглядом, а я с вызовом поднимаю подбородок, и в какой-то момент мы оба оказываемся в странной ловушке, из которой нет пути обратно.

— Так мне снять футболку? — мурлычет наглец.

— Нет, милый, не стоит, — приближаюсь к парню и прикусываю губу. — Я сама со всем справлюсь. Мне ведь совсем нетрудно. Ладно? Сейчас только…

Резко подаюсь вперед и снимаю пластырь с его подбитой брови. Он стонет, а меня в ту же секунду пробирает на смех. Я прикрываю ладонями рот и начинаю смеяться, пусть и понимаю, что это некрасиво и неправильно.

— Прости, — заикаясь, шепчу я. — Это вышло случайно.

— Ты случайно содрала с меня пластырь? — Парень хмыкает и тоже вдруг усмехается. Он придавливает пальцами ссадину и глядит на меня, слегка прищурившись. — И сколько же в тебе еще загадок, спасительница? Возможно, гораздо безопаснее скитаться по городу в одиночестве, чем быть здесь с тобой. Не находишь?

— Возможно. — Парирую я.

— Так мне уйти?

— Только в том случае, если не хочешь остаться.

— А если хочу?

— Тогда будь готов оказаться беззащитным и сраженным.

— Сраженным? — Парень вдруг невесело хмыкает. Он перестает улыбаться и глядит в мои глаза настороженно и с опаской. — Ты и, правда, представляешь угрозу. Но я не хочу в это верить. Разве доброта может быть опасна?

Только в том случае, если она — редкость. Если ее не ощущаешь долгие годы, а затем вдруг обнаруживаешь в глазах другого человека. Тогда доброта — оружие, пробуждающее от спячки чувства и мысли. Но я не произношу мыслей вслух. Просто киваю и шепчу:

— Не говори глупостей. Никакой угрозы я не представляю. — Подсаживаюсь к парню и виновато поджимаю губы. Мои пальцы касаются ранки над его бровью. — Я не знаю, что на меня нашло. Я не должна была этого делать. Прости.

— Ничего страшного. — Едва слышно отвечает он. — Я могу потерпеть.

Не смотри на него. Не смотри на него, Дор!

Я смотрю на него.

Парень сглатывает и нелепо усмехается. Его глаза находят мои, становятся темнее и глубже, и я вижу в них свое испуганное отражение, застывшее в немой растерянности.

— Знаешь, может, это не случайность, что именно ты меня нашла.

— Совпадение?

— Я не верю в совпадения.

— А во что ты веришь?

— Теперь я не знаю.

Его густые волосы так близко, и мне вдруг хочется пройтись по ним рукой, но в тот же миг я отбрасываю эти мысли и стыдливо опускаю взгляд вниз, закрывшись от его глаз завесой из светлых локонов. Как странно. Возможно, я пребываю в лживой иллюзии, веря, что кто-то обратил на меня внимание. Обычно ведь видят не меня. Видят моих родителей, деньги, будущее, а моя тень — лишь атрибут, которым наградят счастливцев одновременно с блеском богатой жизни. Я — никто, и была никем. Но теперь мне хочется разрушить этот миф, вновь столкнувшись взглядом с незнакомцем.