Владимир Гурвич - И корабль тонет…

А сейчас Шаронов поймал себя на том, что не знает ни о чем думать, ни что делать. Нужно искать выход из финансового и из духовного тупика. А ведь за ним стоят люди, которые поверили в него, пошли по его стопам. Которые видят в нем наставника, гуру. А какой он к черту гуру, одна видимость, еще недавно ему казалось, что он знает и понимает много. А сейчас — почти ничего.

Усилием воли Шаронов отбросил все эти размышления. Сейчас от них никакой пользы, только вред. Ему нужно спасать сына, а спасение зависит от Шаповалова. Точнее, от его денег. Как все несправедливо устроено в мире, одни не знают, куда девать деньги, а другие умирают из-за их отсутствия. И как же трудно в таком мировом порядке найти логику и смысл!

Шаронов распечатал то, что он успел написать. Надо было работать больше, даже несмотря на нежелание это делать. Но теперь ничего не изменишь. Положив листки в папку, он вышел из каюты.

Вид Шаповалова сразу же не понравился Шаронову. Ему показалось, что миллиардер пребывал в приличном подпитии. Он встретил сценариста таким мутным взглядом, что если бы не насущная необходимость переговорить с ним, Шаронов тут же ушел от него.

— У вас ко мне срочное дело? — негостеприимно буркнул Шаповалов.

— Георгий Артемьевич, я вижу, что пришел не во время, но совсем ненадолго. У меня, в самом деле, очень срочное дело.

— Излагайте, — даже не повернув в его сторону голову, произнес Шаповалов. Он смотрел через иллюминатор на волны, которые, разыгравшись, словно шаловливые кутята, покачивали корабль. — Боюсь, будет шторм, — словно бы сам с собой проговорил он. — Ну и черт с ним, это даже к лучшему.

Шаронов молчал, не зная, слушает ли его Шаповалов, или погружен в собственные мысли.

— Я вам сказал: говорите! — вдруг почти закричал Шаповалов. — Вы отнимаете у меня время. Не знаю, во сколько вы оцениваете собственное время, но каждая моя минута стоит тысячи долларов.

— О деньгах я и хотел с вами говорить.

— Так говорите, черт возьми!

— Наверное, вам известно, что у меня есть сын, который серьезно болен. По этой причине я и принял приглашение снова написать сценарий.

— Что-то слышал. И что из этого следует?

— Мы получили сообщение, что его состояние ухудшилось.

— Значит, плохо лечат врачи, — пожал плечами Шаповалов. — С ними это случается. Зато деньги тянуть хорошо умеют.

— Чтобы его вылечить, нужны средства, большие средства.

— Так заплатите.

— У нас нет таких денег.

Последняя реплика неожиданно пробудила интерес Шаповалов к разговору. Он поднял голову и почти в упор уставился на Шаронова.

— И почему же нет у вас таких денег? — язвительно поинтересовался он.

— Вам известна моя история, я прекратил заниматься прежней деятельностью ради пути.

— Вот значит как. Ради пути вы ушли с работы, где вам хорошо платили. Но теперь, когда вам вдруг понадобились деньги, то выясняется, что ваш путь ни черта негоден. Я правильно все сформулировал?

Шаронов все сильней ощущал, как растет напряжение внутри. Он не мог с ним соглашаться, но и боялся не соглашаться, это увеличивало вероятность получения отказа.

— Не совсем, — проклиная себя за неуверенность, возразил Шаронов. — Не всегда все можно оценивать в деньгах.

— Глупости! — фыркнул Шаповалов. — Эти слова всегда произносят те, у кого нет денег. Что им еще остается делать. Только убедить себя и других, что в мире существуют более важные ценности. Но только почему-то они не могут объяснить, почему на деньги приобретаются в том числе и эти более важные ценности.

— Не всегда.

— Что-то не припомню ни одного исключения из правила. А я много раз проверял его на практике. Что вы мне скажите на это?

— Это долгий разговор.

— Вы спешите?

— Нет.

Шаповалов подошел к бару и достал большую бутылку виски.

— Давайте с вами, Андрей Васильевич, выпьем, поговорим про деньги и про ваш путь.

— Извините, но я не пью.

— Совсем?

— Совсем.

— Напрасно. Даже благодетели в человеке должно быть в меру. — Шаповалов налил себе в бокал. — Не хотите выпить за здоровье вашего сына?

— Это ему не поможет.

— А что поможет?

— Вот об этом я и пришел поговорить. По контракту за сценарий вы должны заплатить мне определенную сумму.

Шаповалов вылил в себя виски.

— Не беспокойтесь, я всегда выполняю свои обязательства.

— Нисколько не сомневаюсь. Но деньги нам на лечение нужны прямо сейчас.

Шаповалов после принятие дозы виски взглянул на Шаронова еще более мутным взглядом.

— Повторяю, я всегда выполняю свои обязательства. Будет сценарий, будут деньги. Никаких изменений тут быть не должно.

— Но речь идет о жизни и смерти моего сына.

— А когда вы вступали на эту свою лыжню, вы думали, что может возникнуть такая ситуация.

— Не думал, — признался Шаронов.

— А если бы подумали, пошли?

— Не знаю.

— А я знаю. Человек всегда думает только о себе.

— Наверное, вы правы. Но мы с вами не договорили.

— О чем?

— О деньгах.

— Будет сценарий, будут деньги, ничего другого предложить не могу. Я не собираюсь платить за воздух.

— Но вы же знаете мои возможности.

— Все это было в прежней жизни. А сейчас мне нужно удостовериться…

— Но мой сын!

— Раньше надо было о нем думать. Можно идти куда угодно, хоть в монахи, хоть в пустынники, но прежде скопи капитал. А не скопил, работай, пока не скопишь. На данный момент могу предложить только бутылку виски.

— Спасибо, не надо.

— Между прочим, немалых денег стоит, коллекционный экземпляр.

— Боюсь, этого не хватит, чтобы вылечить сына, — хмуро ответил Шаронов.

Шаповалов широко развел руками.

— Все, чем могу. У нас с вами работа, а не благотворительность. Прошу не путать. Если нет больше тем для разговора, то я вас больше не задерживаю.

Шаронов, не прощаясь, направился к двери. Его остановил голос Шаповалова.

— А что у вас в папке?

— Начало сценария.

— Оставьте, я почитаю. Может, мне так понравится, что чего-нибудь и выдам.

Шаронов положил папку на стол и быстро вышел.

Марина металась по каюте. Неожиданное фиаско с Филиппом подкосило ее. Что дальше ей делать, как поступить? Она была уверена в успехе, его ей обещали глаза юноши. В тот момент она вдруг сама испытала сильное к нему влечение. Ей так захотелось его обнять, прижать к себе, почувствовать, как его губы вживаются в ее грудь. Она едва не начала срывать с себя одежду. Продлись эта сцена еще пару минут, так бы и поступила. И как бы она выглядела. Слава богу, что этого не случилось. Она давно, а скорей никогда не отличалась стеснительностью, но этого позора долго бы не забыла.

Марина вдруг задумалась над поразившим ее вопросом: а как она относится к Филиппу без учета полученного от его отца задания? Он заставил ее задуматься довольно надолго. Но приходящие в голову мысли доставляли мало радости. И что ей делать со всем этим, что в ней происходит? Она вообще теперь не представляет, как вести себя с Филиппом и как вообще будут складываться их отношения. Но главное, что делать с заданием? Отказаться?