Лиана Модильяни - В объятиях прошлого. Часть 3

Странствующие монахи и поэты испытывали одиночество и чувство заброшенности, когда смотрели на падающие листья и идущий снег, но они представляли себе цветущую вишню и весеннюю зелень. Они учились положительно воспринимать, на первый взгляд, незаметные, но неизбежные признаки разрушения красоты, которые приносит время. Постепенно они приходили к такому состоянию души, при котором одиночество и разрушение приобретали особую красоту, а простая, аскетичная жизнь воспринималась как утончённая и благородная.

Энн легко и с удовольствием вспоминала всё то, что было внимательно и с увлечением прочитано ею много лет назад.

Когда я смотрю вдаль,

Я не вижу ни цветков вишни,

Ни пёстрых листьев,

Только убогую лачугу на берегу

В сумерках наступающей осенней ночи 14 , -

продекламировала она.

В этом стихотворении, – пояснила Энн, – описывается пустота, как идеальная форма красоты, так как, рисуя унылый осенний пейзаж, поэт противопоставляет ему цветы вишни и листья, радующие своими оттенками.

В классе по-прежнему царила мёртвая тишина.

Если бы люди жили вечно в этом мире, никогда не старея, то всё вокруг утратило бы свою способность волновать, трогать нас за самые тонкие струнки нашей души ! Ведь именно неопределённость и недолговечность и составляют ценность человеческой жизни.

Наша жизнь – росинка.

Пусть лишь капелька росы

Наша жизнь и всё же 15 … -

прочитала Энн очередной отрывок.

Роса – обычная метафора бренности жизни, так же, как вспышка молнии, пена на воде или быстро опадающие цветы вишни. «И всё же…», – повторила Энн отрывок из стихотворения, – этот намёк, эта недоговорённость, это молчание…

… красноречивей любых слов, – не смог удержаться учитель, решив поддержать Энн.

У всех живых существ – своё чувство времени. У черепахи – свой век, он для неё – как для майской мухи прожить с утра до вечера, – продолжила довольная Энн, – а летняя цикада не ведает ни весны, ни осени. Какое это великолепное неторопливое чувство – прожить один единственный год в полной безмятежности !

Раздражённая повышенным вниманием учителя к Энн, Мадлен нарочно уронила учебник на пол, нарушив идеальную тишину в классе. Но господин Файар бросил на мадемуазель Крапо взгляд, преисполненный такого искреннего негодования, что та сразу опустила глаза в пол и решила сидеть тихо.

Мне очень приятно, – Франсуа-Ксавье Файар с восхищением смотрел на Энн Морель, – что среди вас нашёлся человек, который сумел так глубоко и необычно подойти к сути столь сложных понятий.

Энн была необычайно рада. В своё время, зная интерес своего отца к японской поэзии, она часами старательно изучала произведения японских авторов, вместо того, чтобы почитать какой-нибудь роман, а то и вовсе отправиться с подружками в кино. Тогда Энн стремилась завоевать внимание и расположение своего отца, на которого ей так хотелось произвести впечатление, при случае процитировав кого-либо из японских классиков и сделав при этом необычный комментарий по поводу восточной духовности. Маленькая девочка, мечтавшая заслужить похвалу своего папы, который так и не нашёл времени пообщаться с ней, выросла человеком с богатым внутренним миром и глубокими литературными познаниями.

* * *

Прошло несколько месяцев. Энн часто оставалась после занятий, чтобы побеседовать с преподавателем философии. Они разговаривали на самые разные темы, обсуждая живопись и архитектуру (в последнее время Энн всё чаще подумывала стать дизайнером), литературу и музыку. Господин Файар общался с ней почти на равных и с большим интересом выслушивал её зрелые суждения, забывая о солидной разнице в возрасте между ними: Энн не только прекрасно училась, но и была намного начитанней своих сверстниц.

В какой-то момент Маргарет стала подозревать, что происходит что-то не то, но ничего не могла выяснить: Энн убедительно объясняла, что ей необходимы дополнительные занятия после уроков, училась, как и раньше, на отлично, а, главное, как отмечала Маргарет, всегда вела себя с матерью учтиво и уважительно. Маргарет ничего не оставалось, как считать свои подозрения беспочвенными. По крайней мере, на данный момент.

Однажды после занятий в школе, проходя по пустому коридору, Энн услышала доносившуюся из главного зала музыку, которая заставила её остановиться и приоткрыть дверь. Франсуа-Ксавье Файар сидел за большим чёрным роялем и, о чём-то задумавшись, вдохновенно играл какое-то музыкальное произведение, показавшееся Энн немного знакомым.

Последние лучи заходящего солнца отблесками розового света проникали в окна зала, оставляя на стенах качающиеся тени. Энн тихо вошла в зал и остановилась у дверей, не желая нарушать уединение человека, который был ей небезразличен. Последнее время Энн всё чаще ловила себя на мысли, что он стал занимать слишком много пространства в её голове.

Кроме того, ей было немного стыдно, потому что, в её понимании, она должна была бы наконец прекратить думать о личной жизни господина Файар (о которой ей, разумеется, не было известно ровным счётом ничего, кроме того, что он не носил обручального кольца), но она была не в силах что-либо с собой сделать. Непрестанно одолевавшие Энн мысли о предполагаемой интимной жизни её учителя пробудили повышенный интерес к теме, которая до недавнего времени вообще не вызывала у неё никаких эмоций, и Энн больше не могла её игнорировать.

Раньше познания Энн в данной сфере сводились к курсу анатомии в школе, фантазиям подруг, неправдоподобному хвастовству одноклассников и отвратительным в своей откровенности обрывочным высказываниям её матери. Теперь Энн стала жадно интересоваться любой информацией, могущей расширить её скромные знания в этой области. Это оказалось несложно, и вскоре она узнала об этом столько всего, что впервые поняла на себе, что означает, когда голова «пухнет» от избытка сведений.

Но всё это было не то. Не то, потому что не давало Энн понимания того, как Франсуа-Ксавье Файар смотрит на этот вопрос. В самом деле, как ? Этого Энн даже представить себе не могла. И именно это её и занимало больше всего сейчас.

Заходите, Энн, вы мне не помешаете, – заметив замешкавшуюся в дверях девушку, позвал её учитель.

Спасибо, мне очень понравилась эта музыка в вашем исполнении, – ответила Энн и вошла в зал.

Это – Фредерик Шопен 16 , «Капли дождя», – пояснил Франсуа-Ксавье, – моё любимое произведение. Он написал его на острове Майорка, прибыв туда в компании баронессы Авроры Дюдеван, более известной под псевдонимом Жорж Санд 17 . Роман юного музыкального гения и знаменитой писательницы был в Париже предметом пересудов, и любящие сердца хотели укрыться от любопытных глаз в каком-нибудь дальнем уголке.