Екатерина Сереброва - Нотариус

– Я… м…

– Попрошу вас не мешать мне и выйти, – тихим, но убедительно строгим тоном бросил доктор, не оборачиваясь.

– Может, вам что понадобится? – Саша, однако, не обиделся на грубость незнакомого, по сути, человека, а напротив, воспринял патовую ситуацию верно. Без пререканий и лишней суеты.

– Аптечка у меня с собой, – сказал доктор, кивая на свой мини-чемодан, пристроенный рядом. – Тазик с чистой водой, полотенца. Все.

– Будете доставать?

– Куда ж я денусь, – мрачно отозвался док.

Остапенко быстро исполнил требуемое, после чего с пониманием покинул дом, нервно слоняясь в огороде и делая вид, что его сильно интересует, не проросло ли что в начисто лишенных семян грядках. В этом году Нина не чувствовала в себе сил заниматься насаждениями, хотя всегда любила данное занятие, ограничилась лишь цветами, уместившимися в трех клумбах у самой калитки. Пустая земля, засаженная картофелем, чьи ростки пока и не думали прорываться, смотрелась сиротливо и уныло, но Саше важно было отвлечься. Антураж не имел значения. Лишь бы не в доме, откуда уже доносились приглушенные стоны наверняка очнувшегося Коновалова.

К чужой боли Александр так и не привык. К своей – относительно да. Но не к чужой.

Даже несмотря на то, что Коновалов был ему неприятен и физически противен, мысль о том, что доктор сейчас без особых анестетиков вытаскивал из его плоти пулю, которая, кстати, могла попасть и в Сашу, вызвала в Остапенко острое сочувствие и подкатывающую к горлу тошноту.

Воображение порой выдавало Александру слишком яркие картинки, которые не мог вынести даже его воспаленный мозг. Точнее, особенно его мозг.

Не считая, сколько прошло времени, но доктор показался на крыльце. Остапенко слишком поспешно кинулся к нему, будто бы у него умирал родственник, а не подстреленный враг. Сам врач удивленно воззрился на Сашу из-за этой реакции, но никак не прокомментировал.

– Мне удалось извлечь пулю, – сказал он, – но Семен Викторович, конечно, какое-то время еще будет слаб.

– Как долго?

– Все зависит от него самого, – неопределенно отозвался доктор. – Неделю-другую, а может, больше. Пусть полежит и придерживается диеты, – Остапенко благополучно пропустил эту фразу мимо ушей: он рассчитывал отправить Коновалова домой сегодня, в крайнем случае – завтра, на попечение другой «няньки». – Лекарства я выписал, – он протянул Саше бумагу с перечнем. – Если ему станет плохо – немедленно вызывайте.

– Как ваше имя? – спохватился Александр, отдавая дань вежливости.

– Не имеет значения так же, как и для меня – ваше, – произнес тот и поспешно зашагал к воротам.

Саша почесал макушку, рассудив, что и его такое положение вещей вполне устроит. Вряд ли еще хоть раз им предстоит увидеться.

Всю тревогу за состояние Коновалова, как ветром сдуло, стоило Александру вернуться в дом. Нет, бизнесмен, естественно, не стал выглядеть здоровее, не отплясывал тут у Саши в комнате и даже не ухмылялся. Семен Викторович просто устало посматривал на него, пребывая в относительном спокойствии. Скомканные ошметки бывшей рубашки нынче сплошь алого цвета были небрежно сброшены в тазике, а на правом оголенном предплечье бизнесмена виднелась свежая повязка. Взору Саши предстал и живот, ничем не прикрытый, на котором виднелись несколько шрамов – глубоких и не очень. Весьма странно было наблюдать их у столь влиятельного человека, который, как казалось Остапенко, никак не мог и, вероятно, побрезговал бы марать руки самостоятельно и участвовать в каких-то передрягах лично. Ан нет, похоже, досталось и чистоплюю Коновалову. Но, может, Саша просто слишком мало знал его? Что, если покушение на его босса было не разовой акцией Коновалова? Вдруг он участвовал и в более мерзких делах? Убивал, садистки мучил кого-то…

То, что не Коновалов в результате убил Давыдяна, как-то и не поддавалось сомнению Александра – он чувствовал, что действовал некто еще. Для презрения к нему Остапенко хватало и попытки отравления – тоже не малая вина. Весь облик Коновалова тогда показался юному впечатлительному Саше каким-то слишком щепетильным и осторожным, умеющим и заранее продумывающим детали (а покушение явно было не первым в жизни Коновалова, хоть следствию и не удалось доказать ни единого), никак не годным для более грязных или настолько прямых способов избавиться от неугодного лица.

Но вдруг Александр ошибался? И Коновалов куда большее Зло, не заслуживающее и призрачного шанса на спасение?

Пока Саша медленно полыхал внутренним гневом за свою вечную тягу к спасению и необдуманность сего поступка, бизнесмен внимательно изучал его. Остапенко дернулся, как от удара электрическим током, заставив себя вернуться мыслями к насущному и не строить лишних догадок. Что сделано – то сделано. Пора и честь знать.

– Рад, что вы больше не умираете, – как можно равнодушнее произнес Саша. – Теперь, полагаю, вам пора домой. Я даже могу отвезти вас.

– Исключено.

– Что же может меня остановить? – скептически приподнял брови Александр, мысленно уже вернувшийся к жене, в теплый дом, под холодный душ…

– Стреляли в вас, – бескровными губами, с непроницаемым выражением лица изрек Коновалов.

Остапенко обалдело застыл с приоткрытым ртом.

Саша не поверил бизнесмену на слово. Коновалову требовалось убежище – это ясно. И он на все пойдет, лишь бы уговорить Остапенко оставить его у себя. Но Александр абсолютно не горел желанием присматривать за этим опасным человеком. Саша не боялся его ни на йоту, но проблем себе никак не хотел, как и углубляться во всю эту историю, итак уже неприлично затянувшуюся.

– Какие у них причины убивать меня? – резонно спросил Остапенко.

– Я не знаю. Но если позволите остаться – поразмышляем, выясним вместе. Я вижу, вы сомневаетесь – еще бы, – слабо кивнул Коновалов, будто и вправду понимая собеседника. – Если б они целились в меня, пуля вошла бы сюда, – он постучал себе по лбу левой, здоровой рукой. – Но вы наклонились и избежали страшной участи.

– Не может этого быть, – помотал головой Саша. – У меня нет врагов.

– Убийца приблизительно стоял за колонной у третьего столика, – продолжал Коновалов свою удивительно логичную и продуманную версию. – Следовательно, слева от меня и ближе к вам. Я сидел вполоборота, поэтому пуля прошла в правую руку, а не в левую. Прицеливаться же ему было явно сподручнее с того места как раз потому, что мишенью выбрали вас. Ваш затылок, если быть точнее, – разъяснил он.

– А вы, я вижу, разбираетесь, – едко бросил Саша, складывая руки на груди. Стоять перед ним, словно нашкодивший ученик (а Коновалов – растолковывающий информацию учитель), ужасно надоело, и он взял ближайший стул, развернул его и сел, деловито свесив руки со спинки.