Ольга Арнольд - Агнесса среди волков

Но тут вперед выступила пожилая цыганка, видно, главная среди них, — ее товарки попритихли и перестали за нас цепляться. Черты лица ее в резком свете уличных фонарей казались особенно заостренными, а подол длинной юбки был забрызган грязью.

— Дай я тебе, красавица, погадаю, всю правду расскажу. — Цыганка обращалась прямо к Виолетте, не обращая на меня внимания, она совершенно точно почувствовала, кто из нас слабое звено.

Виолетта еще не слишком хорошо соображала и только захихикала. Я дернула ее за рукав:

— Виолетта, пойдемте быстрее!

Но в ней взыграл дух противоречия, и она заартачилась:

— Я все равно собиралась идти к ясновидящей, так пусть она мне тут погадает, раз встретилась на дороге!

Дальше мы услышали стандартные призывы позолотить ручку. Виолетта уже собиралась открыть висевшую у нее через плечо сумочку, но я успела перехватить ее руку и сунула старухе смятую десятку, которую на всякий пожарный случай положила в карман пальто. Мне не жаль было ее денег, но вспомнит ли она назавтра, куда дела свои баксы?

Цыганка смерила меня презрительным взглядом и снова переключилась на Виолетту; мельком взглянув на ее ладонь, она речитативом завела обычную речь:

— Вижу, красавица, ждет тебя червонный король, и будет у тебя с ним взаимная любовь, но кто-то черный стоит на вашем пути… — Тут она исподтишка снова оглядела Виолетту с головы до ног и добавила: — Это твой муж, он из ревности причинит тебе много зла.

При этих словах Виолетта заметно вздрогнула, и обрадованная прорицательница, попавшая в точку, продолжала:

— Не скупись, красавица, позолоти еще ручку — я расскажу тебе, чем все закончится.

Виолетта не сделала даже попытки дотронуться до сумочки, вместо этого она расстегнула золотой браслет на левом запястье и протянула его цыганке; старая гадалка протянула уже за ним руку, но не успела его схватить — я оказалась быстрее и выхватила дорогую вещицу у нее из-под самого носа. Реакция у меня до сих пор превосходная — недаром в юности неплохо стреляла по тарелочкам.

Мне, естественно, было плевать на драгоценности Аргамаковой, но кто их знает, этих богатеньких буратино! Что ей взбредет в голову завтра, что она расскажет о сегодняшнем вечере своему мужу-«злодею» и как он посмотрит на то, что его жену ограбили при моем попустительстве? Нет, я не имела права рисковать. Я вцепилась в Виолетту и с силой потащила ее за собой назад, поближе к мостовой и к свету, одновременно показывая левой рукой куда-то в глубь проспекта и не слишком убедительно, на мой взгляд, приговаривая:

— Не приставайте к нам и убирайтесь, вон идут милиционеры!

По счастью, мимо действительно проходили молодые ребята в форме, похожей на форму муниципалов; кто они были на самом деле, я не имела ни малейшего понятия, но цыганки испугались и отступили в темень скверика; не отстала от нас только старуха в заляпанной юбке. Она оставила Виолетту, и теперь уже я стала объектом ее «благосклонного» внимания. Крепко и больно ухватив меня за руку, она зашипела:

— Думаешь, умнее всех? Думаешь, все знаешь? Я тебе и бесплатно предскажу судьбу: тебя ждет смерть, и скоро. И причинит ее тебе тот, кого любишь. Ты примешь смерть от любимого. И когда будешь мучиться, умирая, ты вспомнишь меня и пожалеешь, что пожадничала…

Лицо старой цыганки было искажено злобой и ненавистью; она, казалось, не собиралась дожидаться предсказанной мне кары и готова была испепелить меня взглядом. На нее было страшно смотреть, и Виолетта, не выдержав напряжения, громко вскрикнула; несколько прохожих повернули к нам головы, и гадалка поспешила ретироваться. Я потащила Виолетту к краю тротуара и отчаянно замахала, не зная, чего опасаться больше: что никто не остановится или остановится развеселая компания на иномарке. По счастью, к бордюру подъехали «Жигули»-шестерка с молодым светловолосым водителем, который ни о чем меня не спрашивал, пока я затаскивала внутрь Виолетту, и молчал всю дорогу — пять минут до ее дома на набережной. Виолетта тоже молчала — она была очень напугана. Позднее я узнала, что она почти по-детски верит в возможности разных экстрасенсов, ясновидящих и прочих шарлатанов. Она совсем присмирела, и мне удалось без приключений доставить ее до дверей квартиры. На мой звонок дверь открыл сам Аргамаков, чему я удивилась — мне казалось, что привратниками у людей такого ранга должны служить охранники, в нашей стране по крайней мере. Выражение его лица, когда он нас увидел, показалось мне странным; я быстро распрощалась, повернулась и ушла, впрочем, войти меня и не пригласили.

Так прозвенел первый звонок, но я тогда этого не поняла; я не из тех людей, кто придает значение словам злобной цыганки, да еще и рассерженной из-за того, что от нее ускользнула богатая добыча. Приму смерть от любимого? Какая чушь! Как она могла придумать такое?

Только много позже я вспомнила об этом пророчестве.

Я стояла на берегу Москвы-реки и всматривалась в воду. Наконец-то настало бабье лето, которого мы заждались. Погода стояла великолепная, только под Звенигородом бывает в сентябре такое высокое синее небо, только в этом чудном месте в реке так красочно отражаются прибрежные деревья: золотистые кроны берез, среди которых кое-где яркими красными пятнами выделяются клены, зеркально повторяющиеся на поверхности лениво текущей воды. Когда-то в такой же ясный и теплый день золотой осени я повстречалась в этом самом месте с одним художником. Мы долго стояли рядом на берегу, наслаждаясь и буйством красок, и необыкновенным бодрящим, как будто вливающим в тебя свежие силы воздухом, и всей атмосферой этого уголка подмосковной Швейцарии — какое глупое и грубое сравнение! Художник пытался передать словами все очарование этого момента, и я еще раз убедилась, что талантливый человек обычно талантлив во всем — из него вышел бы прекрасный писатель. Но художник несколько лет назад умер, и остались одни воспоминания, окрашенные грустью.

У меня было странное настроение — и умиротворенное, и одновременно слегка печальное. Умиротворенное — потому что в такой момент и в таком месте только слепой, глухой и бесчувственный мог не поддаться чарам великолепного дня. А грустно мне было потому, что слишком многое связывало меня в прошлом с этим уголком Подмосковья, и я ощущала груз прожитых лет, что со мной бывает довольно редко. Меня, конечно, можно назвать женщиной с прошлым, но живу-то я обычно в настоящем.

Но сегодня меня одолела ностальгия по прежним временам. Я подошла поближе к воде и, засучив рукава свитера, умылась. Почему-то я убеждена, что стоит умыться водой из Москвы-реки (не в черте города, конечно), и кожа тут же станет упругой и гладкой.