Елена Квашнина - Привет, любимая (СИ)

...Здесь идти стало легче. Не палило солнце. Пели птицы. Воздух был свеж. Дорожка благополучно довела меня почти до самой станции. Вот именно, что почти. У последнего поворота я увидела Мишку. На мотоцикле.

Бежать! Немедленно! Чемодан с сумкой бросить и бежать! Назад! В кусты! Куда угодно!

Мишка перекинул ногу через седло, спрыгнул на землю и, нахально улыбаясь, спросил:

- Удираешь? Не хочешь решать свои проблемы?

- Это ваши проблемы, не мои.

Я хотела обойти Мишку вместе с его "Явой", увы - не получилось. Он вырвал у меня из рук и чемодан, и сумку. Швырнул их на землю. Крепко сжал мне запястье правой руки.

- Ты никуда не поедешь.

- Поеду, Миша. Меня даже локомотив не остановит.

- Нет, не поедешь.

Мы стояли друг против друга и оба гневно сверкали глазами.

- Как ты меня выследил? Тебе Олег сказал, да?

- Олег? - удивился Мишка, не отпуская мою руку, - Олег сказал, что не видел тебя с вечера. А он видел?

Кажется, Рыжий просто рассвирепел. Пока спокоен, но через пару секунд взорвется. Вот это темперамент!

- Какое твое дело?

- А мне до всего есть дело

- Значит, веночки ты мне ночью подкинул? - я сразу вспомнила, где сейчас лежат эти веночки.

- Я, - самодовольно сознался Мишка.

- И платочек - ты?

- Какой платочек?

- Беленький, кружевной...

- Нет, не я, - растерялся Рыжий. - Наверное, это Толик. Я как-то у него такой видел. Решил, у него с головой плохо. А с какой это стати ты раздариваешь всем мужикам подряд свои кружевные платочки?

Ревнует? Хм. Интересно, какое у него на это право? На мой взгляд, никакого.

- По-моему, с головой плохо не только у Толика, но и у тебя, Мишенька. Вам обоим надо лечиться. А мне надо в город.

- Опять за свое? - спокойно удивился Мишка. - Сказал же: никуда не едешь.

Мне надоело препираться. Легко ведь и на электричку опоздать. Потому я рванулась изо всех сил. Бесполезно. Теперь он схватился за меня двумя руками.

- Убери руки, Рыжий!

Он отрицательно покачал головой.

Я сделала попытку протаранить эту гору мускулов. Кусалась, брыкалась. Все попытки закончились плачевно. Он, точно клещами, зажал мою шею согнутой в локте рукой. Больно-то как! А дальше... наверное, земля разверзлась у меня под ногами. Не было нежности, как тогда, в лесу. Не было и страсти, как на опушке. Была одна ярость. Мишкины губы даже не обжигали - жгли, как уголья. И не волна нас мягко несла на себе, а свирепая махина цунами подбрасывала и швыряла. И, все равно, - лучше этого ничего у меня в жизни не случалось. Я готова была простоять так полгода.

Наконец поцелуй иссяк. Не хватало воздуха. Мишка посмотрел на меня мутными глазами и хрипло спросил:

- Ты и теперь считаешь, что тебе надо уехать?

Я молчала. А что я могла сказать? Срочно возникла необходимость поправить блузку. Она выбилась из юбки и расстегнулась.

- Ты не ответила!

- Отпусти. Я приведу себя в порядок и отвечу тебе.

- Мне больше нравится, когда ты в беспорядке, - пробормотал он и нехотя разжал руки. Дыхание и у меня, и у него восстанавливалось с трудом. А у меня еще дрожали руки, и блузка никак не застегивалась.

- Ну, - потребовал этот проходимец. - Я жду!

- Мне не из чего было выбирать...

- То есть, как?

- Один оказался трусом, другой - предателем.

Рыжий растерянно и оскорблено посмотрел на меня.

- Ты - змея, Алька! Ты просто змея! Кого я предал? Тебя? И когда же?

- А в тот самый вечер, после леса.

- Что? Я уже и с друзьями не могу поболтать?

- Ты сам знаешь, что дело не в этом. Дело в том, что... Дело в...

- В Олеге, - перебил он меня. - Конечно! Как я сразу не догадался? Мы любим труса!

- Да, он - трус! - я закусила губу и попыталась сосредоточиться, дабы поточней сформулировать свои чувства.

Мишка не дождался. Внимательно посмотрел на меня и махнул рукой:

- Уезжай. И, дай нам бог, никогда больше не встретиться. Ты настоящая змея.

- Давай, плюну тебе в рожу? - взвилась я. - Говорят, змеиный яд помогает!

Схватила свои баулы и бегом бросилась к станции.

* * *

Весь август я была невменяемой. Кидалась на друзей и знакомых, как цепная псина. В сентябре стало легче. Немного отвлекала школа. Одноклассники от меня быстро отстали. Зато классная прицепилась: расскажи да расскажи, что происходит? Как будто это ее дело. Я терпела, терпела, наконец нахамила ей так, что меня вызывали к директору. Ничего. Обошлось. Зато больше никто не приставал и не лез в душу. Действительно, надо же человеку прийти в себя?

Приходила в себя я долго и трудно. Днем мне за каждым углом мерещился Олег. Вспоминала я его таким, каким видела в последний раз - осунувшимся и серьезным. Попытки отделаться от надоедливого образа оставались безуспешными. А по ночам я сгорала от желания быть с Рыжим. Каждая клеточка моего тела помнила его. Память постоянно подбрасывала цветные картинки: вот мы у родника, вот он гонит по деревне на своей "Яве", вот мы у станции... Эта раздвоенность терзала меня больше всего. Хотелось физической близости. Причем, только с одним единственным человеком... Но ведь без Олега я тоже не могу. Или могу? Нет, я безнадежно испорчена и развратна. Я просто извращенка и шлюха. И в кого только я такая уродилась? Сон и аппетит пропали бесследно. В школе появились неразрешимые проблемы: вместо пятерок - тройки, вместо благодарностей - постоянные вызовы отца к учителям. Я даже прогуливать начала. Отец только всплескивал руками и ужасался. Еще бы! Выпускной класс. А я продолжала изводить себя. В наказание за свою испорченность лишила себя всех удовольствий, сидела дома. Мне было стыдно смотреть в лица знакомых. Постоянно казалось, что они про меня все знают. Так и шло. Моя душа стала примиряться с моей развратностью.

Однажды вечером, в середине октября, раздался неожиданный, непривычно длинный звонок в дверь. Папа как раз отбыл в одну из своих обычных недельных командировок. Я только вторые сутки наслаждалась полным одиночеством и оказалась страшно недовольна тем, что его пытаются нарушить.

На улице весь день лил проливной дождь. К вечеру он уже не лил, а хлестал. И кого это нелегкая в такую погоду принесла? Могут нагрянуть одноклассники. Чем черт не шутит перед контрольной по химии? С этим предметом отношения у меня оставались приятельскими и сейчас. Я вздохнула, накинула на плечи пуховый платок и пошла открывать дверь.

На пороге стоял Рыжий. Я сделала отчаянную попытку захлопнуть дверь. Но он расхохотался и встал в дверном проеме, почти загородив его.

- Иного от тебя ждать не приходится, Алечка. Ты - в своем репертуаре!

Светлые с рыжинкой волосы его слиплись в сосульки. С модной кожаной куртки - такая редкость! - стекали целые ручейки дождевой воды. На джинсах - огромные мокрые пятна.

Подумать только! Среди моих знакомых никто не мог себе позволить так одеваться. А он всю эту роскошь заляпал. На мотоцикле ехал сюда, что ли? Вон, весь правый бок в ошметках грязи. Н-да... Мокрый и грязный. Зато глаза - сияют, как солнце.