Тэми Хоуг - Плач волчицы

Джек схватил руку Болдвина, и ловко скрутил ее за спину священника, причем сделал это самым болезненым способом, которому научился у своего отца, и проговорил сквозь зубы тихо, чтобы слышал только Джимми Ли:

— У тебя только два выбора. Или ты все свалишь на жару, или я сломаю все до единой косточки в твоей руке.

Болдвин заглянул в холодные черные глаза, и мороз пробежал у него по коже. Он многое слышал о Джеке Бодро, знал, что тот был диким и непредсказуемым, мог быть вежливым, но мог мгновенно превратиться в злобного и опасного, как сам грех. Бодро был, как считали все, кто читал его книги, очень нервным человеком. Хватка стала сильнее, и Джимми Ли показалось, что он уже чувствует, как кости руки напряглись под нажимом Джека.

— Так как же, Джимми Ли? — Его улыбка стала еще холоднее. — Я все-таки сломаю тебе руку.

Толпа его приверженцев беспокойно зашумела. Священник заскрипел зубами. Он терял свое воздействие на них, он терял их внимание, черт бы побрал этого Джека Бодро. Джимми Ли почти довел их до грани безумия, это была дорога к телеевангелистекому величию. Он бросил взгляд сначала на своих собратьев, потом на человека, держащего его жуткой хваткой.

— Грех, — сказал он, и давление на руку увеличилось. — Я-я чувствую его жар! — Он закатил глаза и театрально закачался на ногах. — О Господи! Смилуйся! Жар греха! Пламя из ада!

Джек отпустил его руку и наблюдал со смесью цинизма и удовлетворения, как Болдвин, спотыкаясь, двигался по платформе. Вероятно, он был когда-то учеником театральной школы Вильяма Шатнера. Болдвин спотыкался и шатался очень правдиво, судорога исказила его лицо. Он согнулся и что-то отрывисто бормотал. Толпа тревожно загудела. Несколько женщин завизжали, когда он, наконец, упал на платформу и еще несколько секунд корчился и дергался.

Люди бросились к платформе. Джек подошел к неподвижному телу проповедника и спокойно взял в руки микрофон.

— Эй, я к вам обращаюсь! Заходите все внутрь и залейте пламя ада пивом! — крикнул он, улыбаясь, как дьявол. — Плачу я. И скажите там, что вас послал Джек.

Случайные посетители «Френчи», стоявшие позади толпы или расположившиеся на галерее, громко приветствовали его слова и кинулись как сумасшедшие в бар. Джек спрыгнул с грузовика и направился обратно к джипу.

— Эй, сладкая, куда ты идешь?

— Домой! Пожалуйста, — выговорила Лорел; волнение, как тиски, сжимало ей горло. Голова гудела, было больно дышать. Она хотела — ей было необходимо — убежать, исчезнуть.

Джек поймал ее за руку и пошел рядом с ней.

— Эй, эй, ты не можешь сбежать, злючка. Ти-Грейс приготовилась встретить тебя со всеми почестями.

— Почему? — Она остановилась и повернулась к нему лицом. Она дрожала, ее лицо исказилось гневом, а в голубых глазах было что-то похожее на стыд. — Я проиграла. Я — неудачница.

Брови Джека удивленно сошлись на переносице.

— О чем, черт возьми, ты говоришь? Проиграла? Что проиграла?

Она с трудом проглотила слезы. Она проиграла. Если бы он не пришел ей на помощь, трудно представить, какому бы унижению она подверглась, так как Болдвин нашел ее больное место.

— Лорел! Ты дала ему отпор! — мягко сказал ей Джек. — Этого никто от тебя не ожидал. Ну, не смогла ты его добить до конца. Что же с того? Улыбнись, сладкая. Ты же не можешь отвечать за весь мир.

Его последняя фраза напоминала ей пребывание в клинике Ашланд Хайте и голос доктора Притчарда. Каким самомнением с ее стороны было думать, что она стоит в центре всего, спасительница всего, что будущее всего мира лежит только на ее плечах.

Она слишком остро на все реагировала.

Она ведь приехала сюда, чтобы поправиться, прийти в себя, не так ли? Чтобы снова стать хозяйкой своей жизни. Если она сейчас сбежит от всего этого, она опять вернется в прошлое и никогда не сможет подняться над ним.

Она взглянула на Джека, заметив тревогу в его глазах, и спросила себя, осознает ли он, что так смотрит на нее.

— Спасибо, — прошептала она. Она хотела дотронуться рукой до его щеки, но боялась, что это будет слишком опасный жест, выражающий близость. Поэтому она ограничилась тем, что просто пожала ему руку.

Джек подозрительно взглянул на нее.

— За что?

— За то, что вы спасли меня.

— Э нет, — Он покачал головой и отступил от нее на шаг, поднимая руки, как бы не принимая ее благодарности.

— Только не надо делать из меня героя, сладкая. Мне представился шанс сыграть злую шутку над Джимми Ли, вот и все. Я совсем не герой.

Но он тем не менее спас ее.

Он спасал ее уже несколько раз от ее собственных мыслей, от ее страхов, от темных приступов депрессии, которые грозили поглотить ее. Лорел продолжала смотреть на него, спрашивая себя, почему он предпочитал выглядеть плохим, а не героем.

— Пойдем, tite ange, — сказал он, кивая головой в сторону бара. — Я куплю тебе что-нибудь выпить. Кроме того, у меня есть еще одна адвокатская шутка, которую я только что вспомнил и очень хочу рассказать тебе.

— А почему вы думаете, что я хочу ее услышать? Джек обнял ее за плечи и повел в направлении «Френчи».

— Нет, нет. Я знаю, что ты не хочешь слушать ее. От этого мне еще больше хочется рассказать ее тебе.

Лорел рассмеялась, напряжение понемногу покидало ее.

— Какая разница между дикобразом и двумя адвокатами в «порше»? — спросил он, когда они проходили мимо грузовика Болдвина. — У дикобразов иглы снаружи, — сам же ответил он.

Они пересекли стоянку. Джек смеялся, Лорел качала головой. Никто из них не знал, что за ними внимательно наблюдали.

Саванна сидела в дальнем углу бара, погруженная в безмолвную тишину, словно изолированная от мира какой-то пленкой, хотя отовсюду неслись, смешиваясь, резкие, хриплые, пронзительные звуки. Надрывался музыкальный автомат, играя «Две забытые ночи». В шуме музыки посетители вынуждены были орать, чтобы перекричать общий гул. Саванна ничего этого не слышала. Внутри нее бушевал горький гнев.

Звонок из больницы Сан-Джозефа вторгся в ее с Купером время, как неожиданно заговоривший репродуктор. У миссис Купер неожиданно начался приступ, и она просила мужа приехать в больницу. Эгоистичная, жадная сука. Ей было мало, что он думал и заботился о ней, она отстаивала право на него самого тоже. Он пробыл там все утро и половину дня.

— Я ненавижу ее, — злобно пробормотала Саванна. Ее чувство было слишком сильно, чтобы остаться невысказанным.

Никто даже не заметил, что она говорила. Никто не обращал на нее внимания.

Она глотнула водки с тоником и через темные стекла очков медленно осмотрела бар. Как обычно, в воскресный вечер бар был переполнен. Благодаря Лорел. Лорел. Маленький кумир каждого. Для всех — маленькая спасительница.