Фасо Буркина - Попурри на темы sexytales

Меня куда-то везут.

Не чувствуя себя овечкой, приговорённой к закланию, выключаю всяческие сигналы на сотке — сожитель точно начнёт искать. Он ведь собственник, ему желательно знать, что с его «баком». А то, что этот «бак» нуждается в улучшении функциональности не соображает. Да что там не соображает, он даже явные намёки игнорирует. Идиот! Скорострел мелкочленистый.

— Поднимись на пятый этаж. Если встретишь кого-нибудь спроси где живут… Ивановы. И иди вниз. Если никого не будет, войдёшь в дверь четвёртого этажа. Дверь коричневая, металлическая.

«Подкаблучник…! Да ладно мне ворчать. Хоть такой «подарок»

Изображать шпионку мне не пришлось — в подъезде стоял присущий многоэтажным домам шумовой фон.

«Коричневая, металлическая» закрылась без шума, отделив меня от амбре мусоропровода. Атмосфера уюта окончательно вымыла из ноздрей амбре. Из динамиков стереосистемы виолончель и альт начали интерпретацию песни «На дальней станции сойду». Ну что же — под стать унылой погоде.

— Я иногда также грущу под эту музыку. — не соврала я. — Можно мне тапочки? Весь день на кафельном холодном полу. Подошва ледяная.

— Конечно можно. Тебе возможно приятней будет согреться в ванной. Наполнить?

— Лучше просто душ. После горячей воды я до того ослабеваю, что там же засыпаю.

— Проходи сюда. Вот этот халат можно надеть.

На моих трусах (увы, на прокладки финансов не выделяется) засохшие пятна, бывшие некогда моим выделением. Сворачиваю их в рулончик, прячу в чашечку лифчика, его в карман джинсов. Остальное аккуратно развешиваю на крючочках.

Намываю тщательно интимные участки, места возможных поцелуев. Остальное можно протереть ладошкой.

Покинув ёмкость, обмакиваю влагу с тела полотенцем такой нежности, что оно кажется пуховым. Оглядываю себя в зеркале — среднего роста, достаточно стройна для любителей ощущать упругую мягкость молодого тела. Груди, помещающиеся только в две ладони моего сожителя Сашки, с задорно возбуждающимися сосками, оттенка молочного шоколада. Живот не плоский, но и не стекающий, как пласт жира толстух, на лобок. Подводят меня две части — слегка кривоватые ноги, поддерживающие моё достояние — попку. Я бы сама целовала её! Если я изогну поясницу в лордоз, то образовавшийся выступ можно считать эротической барной стойкой, на который бесстрашно можно поставить стакан с коктейлем.

И лицо. Не уродливое, но и не запоминающееся. (Я уверена косметолог смог бы сделать из него, пусть не шедевр, но радующую глаза мордашку. Купить же могу лишь светло-розовую помаду и голубые, под свет глаз, тени для век.) В юности оно меня пугало, сейчас я с ним смирилась — оказывается встречаются большие страхолюдины.

Затем быстро высушив короткие волосы на голове феном, надеваю халат-унисекс — запАх фиксируется всего лишь пояском. И крайний штрих — шарик зубной пасты на зубы, пальцем размазываю по ним и слюной разбавляю. Вроде изо рта не воняет, но не помешает.

АрэР уже накрыл столик в зале перед плоским телевизором, который включён на музыкальном канале «Шансон ТВ». Хорошо, пусть будет шансон, хотя не терплю их рассуждения о своей значимости.

— Вино?

— Нет! — это «Нет» достаточно категорично. — Я ярый противник алкоголя.

— Тогда и я тоже не буду. Мясо ешь или веган?

— Могу спокойно съесть левую ногу антилопы под оком ананаса.

— Никогда не слышал о таком блюде, хотя люблю готовить мясо. Надеюсь это всего лишь…

— Да. Шутка. И я любительница поколдовать с куском мяса, рыбы. С горкой грибов или овощей.

— Попробуй моё блюдо. Надеюсь ты определишь рецепт.

— Сегодня мой нос слегка заложен из-за непогоды, но я уже слышу запах розмарина и кинзы. На вид это свинина, обваленная в нарезке грибов, овощей и специй. Вот насчёт соуса скажу только после дегустации.

Отрезав кусочек мяса, макнула его в соус. Положила на язык, посмаковала. Мясо легко раздавилось языком о нёбо, соус раздразнил рецепторы.

— Я такая же любительница острого перца, который впитал в себя аромат белого и чёрного перцев. Вот с загустителем вы, по-моему, перестарались. Я применяю обычную муку.

— Это и есть мука, только овсяная. Поэтому необычный вкус. А про салат?

— Это мой любимый. Греческий…. Фета наша? Российская?

— Российская не ФЕТА! — с какой-то гордостью, что может позволить себе купить импортный сыр, произнёс Романович.

Где-то, мне показалось в квартире, что-то упало. Я посмотрела на АрэРа — он слегка опешил сам, но больше не подал вида. А мне и подавно не хотелось напрягаться.

Далее мы вновь вели беседу о кулинарии, даже начали спор о методах приготовления холодца. Найдя компромисс, решили, что я как-нибудь угощу его своим холодцом, а он меня своим.

Блюда были небольшие, как в лучших ресторанах — мы только приглушили урчание желудков. Посудомоечная машина освободила нас от мытья. Крошки со стола исчезли в мусорном ведре. Этот этап завершён.

Пока АрэР уносил крошки на кухню, я оглядела комнату. Фотографий женщины было мало. Одна. Более похожа на снимок киноактрисы, пойманной в движении — несфокусированный фон природы и детальное изображение лица.

Серо-зелёные глаза в обрамлении густых ресниц, отражают то ли закат, то ли восход солнца. Прямой нос с небольшими крыльями ноздрей меркнет по сравнению с полными губами в бледно-розовой помаде. Губы слегка приоткрыты, белые зубы, просвечивающие меж ними, также не сомкнуты — женщина видимо готовилась улыбнуться.

Каре светло-русых волос закрыло уши — видна только мочка с серёжкой — рубин в золоте.

— Это моя мама. — АрэР подошёл сзади, положил руки на мою талию.

— Здорова ли ваша мама? — в моих венах течёт часть среднеазиатской крови — бабушка учила: «Вежливо интересоваться о здоровье родителей человека, чем о здоровье его самого»

— Жива. — Арсений плотнее обнял меня за живот.

— Красавица. На актрису похожа. Не помню фамилию.

— Мирошниченко. Но мама работала педагогом. Историк.

Я вывернулась в его объятиях. Положив ему руки на грудь, взглянула в глаза. Он опустил взор к нашему соприкосновению. Я тоже глянула — халат от вращения распахнулся, обнажив левую грудь. АрэР просунул под халат руки, притянул за талию и поцеловал.

Мягкие губы мужчины удивили меня — две предыдущих пары губ воняли табаком, были жёсткими, становящиеся мягкими только от моих слюней, а у Арсения они сразу мягкие и нежные. Как, впрочем, и пальцы, сейчас продвинувшиеся к шее. Пальцы второй руки разведывают вельвет моей попки, ложбинку меж ягодицами.

А мне остаётся только проверить насколько густа его шевелюра чёрно-седых волос. Не густа. Однако и лысины, как у моего отца, не заметно.

Ласки становятся страстнее. Я помогаю расстегнуть рубашку, брюки. Оставшись в носках, мужчина опускается на колени, прижимает щеку к рыжему кустарнику. Несколько мгновений впитывает ощущения, целует низ живота.