Фасо Буркина - Гроза

Резко вошла во взрослую жизнь Ксения. Очень резко. Предложили рассрочку — сразу согласилась. Вскоре закончились накопленные деньги, были сданы в ломбард цацки. Пришлось устраиваться на работу. За прилавком она провела четыре из пяти лет разлуки с Губенко.

Рано повзрослел и Санёк. Он мог начать пить с Томкой и Светкой. Мог продолжить воровать с дружками из киосков. Но его остановила поумневшая сестра. Няня.

Ксюша вспомнила, как сама кормила его, как он однажды сосал её детскую сисечку. И что? Всё это напрасно? С таким же успехом можно было заморить его голодом и накрыв подушкой лицо, заставить уснуть навечно. Не любительница она херить свои труды, память о бессонных ночах у кроватки братика.

— Сашок! Отблагодари меня за мои труды, не бухай и не воруй. Хорошо? — попросила она, закончив свой рассказ, как нянчилась с ним.

В процессе повествования, Ксения даже показала письма из зоны, где Губенко описывает тамошние нравы и понятия.

Трудно было пацану, с привитым семьёй и дворовой шпаной образом потреблятства, перестроить психику.

Ведь это так романтично — стырить у буржуя; в заброшенном и засраном здании выжрать дурь; уснув забыть о том, что есть сверстники, у которых родители пополняют карманы чад баблом.

Мажоры естественно по вонючим помещениям не тусуются — разбрасывая бабло, зависают в клубняках.

И в зонах тоже не херово народ живёт, с воли подкидывают. Родственники, блатные. По крайней мере так говорят бывшие сидельцы.

Но Губенко-то врать не будет. Вот написанное им напрочь опровергает романтику: украл, ПОЖИЛ как ЛЮДИ, если попался — сел и там ЛЮДИ, отмотал срок, вновь украл….

И перестал Санёк шляться вечерами с корешами. Взялся за образование. Догонять упущенное пришлось ударно — он много читал, искал в библиотеках книги по истории, науке, в которой он больше соображал.

Справедливости ради стоит сказать, что были среди пьяниц и такие личности, которые были образованны. Один мужчина слыл знатоком блатных стихов, якобы сочинённых самим Есениным. Он часто бывал в квартире Афониных, декламировал матерные вирши, бородатые анекдоты.

Несколько раз ночевал и бывший археолог. Он так красочно рассказывал о раскопках, о древних временах, что Сашка мог всю ночь слушать мужчину, переспрашивать непонятные термины.

Да, в общем-то и Тамара временами вспоминала о своей мечте продолжить обучение, в состоянии опьянения слёзно просила сына, чтобы хоть он выбился в люди….

У природы нет плохой погоды…

Всякая погода благодать,

Но ВЕСНА С МОРОЗОМ, ВЕТРОМ, СНЕГОМ….

Может откровенно задолбать.

Ксения посоветовала какие вещи брать с собой. Сама также начала отбирать одежду для работ в саду-огороде, для поездки в город на работу. Шмоток набралось не меряно. Решили, что первым делом повезут матрасы, постельное бельё с подушками. Несколько столовых принадлежностей. К тому же пора высаживать рассаду — вон какие вымахали. За полметра высотой.

За таким занятием их застали Томка со Светкой, наконец вышедшие из ванной. Они обрадовались новости, помогли с рассадой, которую примостили на хозяйственную тележку. А к мягкому придумали лямки, аналогичные рюкзачным.

— Дождались бы выходных, я бы сама высадила. — бурчит Томка.

Что не говори про мать, но вот то, что у неё в руках всё оживает, так это правда. Вот и рассада всего за полмесяца выросла.

Были случаи, когда она вылечивала практически погибшего котёнка или собачонку. Ворон, которому она вправила крыло, до сих пор приносит и выкладывает на карниз окна всякие нештяки — косточки, огрызки печенек. Да и дети её, если не считать обычных травм, никогда не болели. Не будь она алкашкой, могла бы быть знахаркой.

— Ага, уже три недели прошло как народ своё повысаживал, а у тебя к выходным опять запой. Сама с Санькой всё сделаю. Живите тут до первых заморозков.

— Вот, бля, заебись придумала! — влезла Светка. — А за квартиру кто будет пла…?

— Я и так весь долг за семнадцать лет погасила! Не хочешь, чтобы свет отрубили, плати сама.

Продолжая перепалку, всё же приготовились к утреннему переезду.

Светка, которая вечером клялась помочь дотащить тюк и тележку до пригородной электрички, утром сказалась больной. Пришлось потратиться на мотор, потом галопом бежать до платформы. Сложили тюки и тачку в тамбуре. Санька остался с вещами, а Ксюша села на ближайшее свободное место.

Сквозь стекло распашной двери, парень смотрит на сестру и вспоминает её взросление….

Первые воспоминания по-детски просты: прогулки, игры. Затем школьный период. Он идёт в первый класс, Ксюша в шестой. Ему кажется, что и он должен быть с ней в одном классе, но сестра смеётся и объясняет, что все детки проходят свой этап образования. А она оказывается самая красивая из её класса. В простеньком платьице вызывает возгласы восхищения старшеклассников.

Вот с такого возраста он начал отмечать изменения в фигуре Ксюши. Оказывается, она неспроста отворачивается в спальной от его взглядов, когда переодевает одежду или бельё. У неё есть сиси. Правда не такие большие как у Томки…. Постепенно, худенькие ручки-ножки, шейка, наполнились девичьим жирком, натянули кожу до состояния бархата, скрыли уголки мослов локтей-коленок, грудных рёбер. А сиси преобразовались в плотные конусы с крупными пятаками ареол и сосками размером с напёрсток.

Соседки отдавали девушке свои наряды, которые она научилась ушивать-укорачивать, чтобы подчеркнуть фигурку а-ля песочные часы. Первым критиком её работ стал семилетний Санька. Это он хорошо помнит. Сестра, скидывая рванный халатик, обнажалась до трусиков, надевала перешитый наряд и кружась на одной пятке, просила посмотреть ровно ли сложились стежки, складки плиссира юбчонки.

Вот это были эротичные мгновения, а то, что задвижка в совмещённом санузле не закрывалась и кто-либо мог войти во время интимных посиделок на унитазе,

раздеться догола и начать купаться под душем, это было так обыденно, что на эротику не претендовало.

Даже сейчас он чувствует наполнение кровью органов малого таза, а тогда он смущённо прикрывал "взлёт ракеты". Хотелось потрогать эластику кожи, бугристость ареол и… волосики на лобке. Они первыми, вперёд месячных, полезли в нужных местах девочки Ксюши. Как красиво они выглядывали из-под резинки маловатых трусиков. Сестра замечала, что он смотрит именно на её лобок, поэтому начав стесняться, отворачивалась или прогоняла его. Иногда, опять же бесцеремонно войдя в туалет, он видел, поднимающуюся с унитаза сестру, замечал, что волосики росли ровно, уходили туда, в межножье. Он мог сравнить этот шедевр с мохнаткой Томки, которую он видел не раз — мать либо спала голой в состоянии опьянения,