Эрика Джеймс - Грей. Кристиан Грей о пятидесяти оттенках

– С разрешением.

– А если я откажусь? – настаивает она.

Зачем так упрямиться?

– Откажешься – значит, откажешься. Мне придется найти способ переубедить тебя. – Ей ли не знать. Она не позволила отлупить себя в ангаре, а мне хотелось. Зато получилось в тот же вечер, только позже… с ее разрешения.

Ана встает и идет к дверям гостиной, и мне в какой-то миг кажется, что сейчас она уйдет насовсем, однако она оборачивается, и вид у нее озадаченный.

– Значит, наказания остаются?

– Только если ты нарушишь правила.

– Мне нужно их перечитать. – Она вдруг принимает очень деловой вид.

Сейчас?!

– Я принесу.

В кабинете включаю компьютер и распечатываю правила, не переставая удивляться, отчего мы этим занимаемся в пять утра.

Возвращаюсь с распечаткой. Ана наливает воды в стакан. Я усаживаюсь на барный табурет и жду, наблюдая за ней. Спина прямая и напряженная; как-то все не очень хорошо. Затем она оборачивается, и я подталкиваю к ней листок бумаги через стойку бара.

– Лови.

Она наскоро просматривает правила.

– Значит, слушаться все же надо?

– О, да.

Ана качает головой и иронически кривит губы, закатывая к тому же глаза к потолку.

Ура!

Я вдруг чувствую прилив радости.

– Ты что, закатываешь глаза, Анастейша?

– Может быть. Зависит от твоей реакции. – Она смотрит и весело, и испуганно.

– Как всегда.

Если бы она только позволила…

Она сглатывает, глаза распахиваются от предвкушения.

– И…

– Что?

– Ты хочешь отшлепать меня?

– Хочу. И отшлепаю.

– В самом деле, мистер Грей? – Она скрещивает руки на груди и вызывающе вскидывает подбородок.

– Ты меня остановишь?

– Сначала поймай!

От кокетливой улыбки у меня сразу же встает. Хочет поиграть.

Я слезаю с табурета, настороженно наблюдая за ней.

– В самом деле, мисс Стил? – Воздух между нами чуть ли не искрит от напряжения.

Она не сводит с меня восторженного, сияющего взгляда. Дразняще прикусывает нижнюю губу.

– И ты кусаешь губы. – Нарочно, что ли? Я медленно делаю шаг.

– Не догонишь! – дразнит она. – Ты и сам глаза закатываешь. – Не сводя с меня взгляда, Ана тоже делает шаг влево.

– Сама напрашиваешься на порку!

– Я ведь быстро бегаю, ты знаешь?

– Я тоже.

Почему с ней все так весело?

– Сдаешься по доброй воле?

– Разве я когда-нибудь сдаюсь? – ухмыляется она, заглотив наживку.

– Мисс Стил, о чем это вы? – Крадусь за ней вокруг кухонного стола. – Будет хуже, если мне придется за тобой побегать.

– Только если ты меня поймаешь, Кристиан. А я пока что не намерена сдаваться.

Она серьезно?

– Анастейша, ты можешь упасть и набить шишку. А это напрямую против правила номер семь, теперь шесть.

– Я подвергаюсь опасности с тех пор, как встретила вас, мистер Грей, и правила тут ни при чем.

– Согласен.

Может, это не игра. Она пытается мне что-то сказать?

Ана замешкалась, и я стремительно бросаюсь к ней, расставив руки. Она визжит и прячется за стол, отгородившись относительно безопасной деревянной поверхностью. Губы у нее полураскрыты, взгляд одновременно дерзкий и испуганный, халат соскользнул с плеча. Какая горячая девочка! Так бы и трахнул.

Я медленно подкрадываюсь, Ана пятится.

– Умеешь ты заморочить мужчину, Анастейша.

– Любой каприз, мистер Грей. Заморочить в каком смысле?

– Отвлечь. От жизни. От вселенной.

От мыслей о пропавших бывших нижних. От работы. От нашего соглашения. От всего.

– Ты и впрямь очень увлечен игрой.

Она не сдается. Я останавливаюсь и, скрестив руки на груди, раздумываю над своей стратегией.

– Мы можем целый день играть в догонялки, крошка, но я тебя все равно поймаю, и тебе будет только хуже.

– Не поймаешь, – с абсолютной убежденностью возражает она.

Я хмурюсь.

– Ты как будто не хочешь быть пойманной?

– Не хочу. В том-то и дело. Наказания для меня – все равно что для тебя мои прикосновения.

И, откуда ни возьмись, меня затапливает тьма, окутывает, точно саван, пеленой ледяного отчаяния.

Нет. Нет. Прикосновений я не вынесу. Никогда.

– Вот как, значит?

Слова, словно прикосновения, словно ее ногти, оставили белые отметины у меня на груди.

Она моргает, наблюдает за моей реакцией, а потом продолжает очень ласково:

– Нет. Я чувствую все это гораздо менее остро, чем ты, просто для сравнения… – Вид у нее взволнованный.

Ох, черт! Наши отношения предстают в совершенно ином свете.

– А… – бормочу я, не в состоянии выдать ничего более вразумительного.

Она делает глубокий вздох, подходит ко мне и со страхом смотрит прямо в глаза.

– Тебе настолько плохо? – шепчу я. Оказывается, мы просто несовместимы.

Нет. Не хочу в это верить.

– Ну… нет, – произносит она; какое облегчение! – Нет. Я испытываю смешанные чувства. Наказания мне не нравятся, однако не в крайней степени.

– Но вчера, в игровой, ты…

– Я делаю это для тебя, Кристиан, потому что тебе это нужно. Не мне. Вчера ты не причинил мне боль. Там ситуация была другая, внутренне я могу такое принять и доверяю тебе. Но, когда ты хочешь меня наказать, я боюсь.

Черт. Объясни ей.

Карты на стол, Грей.

– Я и хочу сделать тебе больно. Только не чересчур, вполне терпимо. – Я никогда не зайду слишком далеко.

– Зачем?

– Просто мне это нужно, – шепчу я. – Не могу объяснить.

– Не можешь или не хочешь?

– Не хочу.

– А сам понимаешь?

– Да.

– Но мне не расскажешь.

– Тогда ты с воплями убежишь отсюда и никогда больше не вернешься. Я не могу так рисковать, Анастейша.

– Ты хочешь, чтобы я осталась.

– Ты даже не представляешь насколько. Я не могу потерять тебя.

Ее близость невыносима. Я хватаю ее в охапку, чтобы не дать сбежать, притягиваю к себе, ищу губами ее губы. Она откликается на мое желание, приникает губами к моим губам, целует в ответ с той же страстью, надеждой и возбуждением. Подступившая было тьма отступает, сменяется умиротворением.

– Не оставляй меня, – шепчу, прижимаясь к ее губам. – Ты сказала, что не уйдешь, и молила не бросать тебя, во сне.

– Я не хочу уходить, – отзывается она, а сама настойчиво заглядывает мне в глаза в поисках ответов. А я весь на виду – вся моя уродливая, искореженная душа. Как объяснить ей, что, только делая ей больно, я чувствую себя нужным, живым. Я поднимаю в воздух плеть, и тогда моя боль на время уходит вместе с ужасом и желанием исчезнуть внутри моего стеклянного шара. Только так мой мир приходит в баланс – с каждым ударом плети гармония восстанавливается… ненадолго.

– Покажи мне, – просит Ана.

Не понимаю, о чем она.

– Показать?

– Покажи, насколько будет больно.

– Что? – Я в недоумении отшатываюсь.