Эрика Адамс - Плененная [СИ] [litres]

— А как же честная сделка? Мы же договорились, и я поклялась! — взвыла от боли Айяра.

— Жизнь показала, что не стоит быть честными с теми, кто этого недостоин. Думаешь, я поверю твоим лживым клятвам? Лежи отдыхай. И запомни. Попытаешься ползти или перекатываться к выходу — вот эти две симпатичные крысы начнут обгладывать твою мордашку.

Я хлопнула Айяру по щеке и шагнула к двери, заметив, как две огромные крысы уселись на лицо Айяре, вглядываясь в него красными бусинками глаз. Отлично… Теперь надо поспешить. Увы, Инсар, у меня нет времени ждать, пока ты расправишься с Арматом и его людьми.

Избавиться от нескольких чистильщиков не составило большого труда. Инсар, вообще, не замечал препятствий и перемахивал через них так легко, словно за спиной выросли крылья. И если бы не струйки крови, щекочущие разгорячённую кожу, он бы вовсе не понял, что нападающим всё же удалось задеть его, распоров плоть острыми шипами. Оставался только один противник. Тот самый, нацелившийся дёргать за верёвочки Верховного из-за его спины. Художник, шедший по головам и плётший паутины не хуже ткачих. Нет, не зря связи ткачих и бездушных были крепче, чем со всеми остальными кланами. Нужно было прямо сейчас разрубить эту связь и поставить точку. Армат стоял у постамента и жёг что-то на нём, поворачивая лист бумаги так, чтобы пламя лизало его со всех сторон. Он спокойно поднял голову и посмотрел на Инсара без тени удивления на лице.

— Айяра сболтнула всё, да? Стоило лишь немного припугнуть её? Я так и знал. Из всех шалав я обратил внимание на самую тщеславную среди них. Но оказалась, что она и самая недалёкая. Надо было избавиться от неё намного раньше. Тогда никто ничего бы не узнал.

Инсар двинулся вперёд. Лицо Армата было освещено бликами танцующего огня. Пламя быстро пожирало бумагу. Армат провёл ладонью по огню, словно оглаживая его.

— Знаешь, что сгорело в пламени? План лабиринта. В котором спрятали пацанёнка. Единственный план. Кроме того, что в моей голове, разумеется. Но тебе его оттуда не достать, какие бы пытки ты ни применил ко мне.

— Я уже выбирался из твоего лабиринта во время обучения, Армат. И, если потребуется, выберусь оттуда ещё раз.

— О… Я слегка усовершенствовал его. Добавил парочку трюков. Смещающийся центр. Стоит только изъять нечто, положенное туда, как стены начнут сжиматься. Вода, стекающая по желобкам. Буль-буль… Прощай, детёныш.

Армат растёр ладонями горячий пепел и мазнул ладонями по лицу. Без единственного источника света в помещении стало темно. Раздавались только звуки осторожных шагов, сопровождающиеся лёгким скрежетанием металла о камень. Инсар застыл, прислушиваясь, и двинулся вслед осторожным шагам. Сейчас Армат шагнёт немного левее и осторожно нагнётся за острым лезвием, спрятанным в подошве. Едва слышный шорох подтвердил его предположения. Он двинулся на опережение, но Армат успел выскользнуть в самый последний момент, ударив в колено носком сапога, окованным металлом.

Мгновенная боль обожгла место удара и нога непроизвольно подогнулась, но Инсар успел схватить Армата и дёрнуть на себя. Вдвоём они, сцепившись, покатились по холодному полу. Тщедушный и, казалось бы, хилый Армат был изворотливым, словно угорь. Он то и дело ускользал из захвата сильных рук и бил всегда исподтишка, выискивая слабые точки, бреши в обороне. Он намеревался на долгий поединок, изматывающий противника. Армат хотел потянуть время, чтобы не дать Инсару успеть. Пусть план провалился, но потерпеть поражение и лишить победителя заслуженного приза — тоже немалое удовольствие.

Армат в очередной раз извернулся из цепких рук Инсара, оставив в его кулаке лишь сапог. Эти игры уже надоели Инсару. Он находился не на арене, чтобы продемонстрировать ловкость и поразить зрителей изящными движениями. В два прыжка он настиг Армата, подминая его под себя, и обрушил на голову удары его же сапога. Острый, окованный металлом нос сапога, с первого же удара раскроил череп. Армат мотнул головой вправо, намереваясь уйти от следующего удара, и тем самым доверчиво подставил висок. Металл мягко вонзился в плоть. Тело Армата забилось в конвульсиях и обмякло. Инсар стремительно поднялся и поспешил на выход.

Если Артемия бы послушала его… Но что-то внутри настойчиво звенело: не послушает, сделает по-своему как всегда. Как именно? Скорее всего, сунет свой любопытный нос дальше и ступит в лабиринт. Инсар ускорился и наткнулся на пошатывающегося приятеля.

— Спешишь как на пожар, — прохрипел Ризван, морщась, — эти твари раскроили мне, кажется, полголовы. И ты ошибся. Их было не четверо, а пятеро. Пятеро изворотливых, бледнокожих тварей. И кажется, сделать всё тихо не получилось… Наверняка о шумихе станет известно предводителю клана.

— Переживёшь. Твоя голова крепче камня.

Инсар заглянул туда, где он оставил Артемию и, естественно, не обнаружил её на том же самом месте. Только паучиха лежала скрученная и едва дышала, глядя на крыс.

— Останься здесь и сторожи паучиху.

— Твоя заноза опять сделала всё по-своему? Ей не мешало бы задать хорошую трёпку.

— Заткнись. Обойдусь без твоих советов.

— Без моих советов ты бы сгнил заживо! — крикнул ему вслед Ризван.

Инсар отмахнулся. Не время для дружеской болтовни. Сейчас нужно было во что бы то ни стало вытащить Артемию и Раида.

Сына.

Боги… У него есть сын, а он узнал об этом совсем недавно. Узнал бы гораздо раньше, если бы не сжигал лучами своей ненависти Артемию. Он позволил себе усомниться в той, что ни разу не давала для этого повода. Слишком легко и быстро поверил в лживые наговоры и возвёл их в абсолют, не желая раскрывать глаза на правду. А всё из-за глупых сомнений, что она может искренне, от всего сердца полюбить его.

Болван. Как он мог клясться в чём-либо ей, когда даже в своём сердце не осмеливался поверить в её любовь и ждал подвоха?.. Интриги, заговоры, закулисные ставки не могут стать оправданием. Его и не нужно искать. Вина перед Артемией столь велика, что даже десяти прожитых жизней, полностью посвящённых ей, не хватит, чтобы исправить хотя бы треть из совершённого им.

В голове развернулся план лабиринта и ноги сами несли его по тесному пространству. Перед глазами красным полыхали строки. В каждой из них записаны все, до единого, обидные слова, сказанные ей, и его действия, направленные против неё. Стыд обжигал нутро. Стыд и презрение к самому себе, зашедшему так далеко в недостойном занятии.

Месть. Старые давние счета, которые он так стремился закрыть. Они оказались насквозь проникнутыми фальшью. А для того чтобы узнать правду, нужно было сделать всего лишь один крошечный шаг и взглянуть пристальнее в синеву глаз любимой. И научиться, наконец, не отмалчиваться, а говорить, говорить, говорить…