Маргарет Энсон - Орден Розги. Дрессаж

— Этим ты ничего не добьешься, — сказала она. — И если ты не уберешь руку, я возьму паяльник!

Однако собственные вопли помешали мужчине услышать предостережение. Тогда, не меняя позы, Барбара сорвала со стены инструмент, включила его в сеть и, когда кончик раскалился, уколола вцепившуюся в ее ногу руку. Раб так подскочил, что иголка внезапно выскочила у него из соска. Он издал ужасный крик и, подавленный, замер. Барбара с наслаждением наблюдала за своей стонущей жертвой. Затем, по прошествии некоторого времени, сказала:

— Теперь вторую!

При этих словах мужчина вышел из оцепенения и взмолился:

— Нет! Сжальтесь! Я предпочитаю оставить иголку. Не вытаскивайте ее, как предыдущую! Вы даже не представляете, как это ужасно… Пощадите!

— Вот же идиот! Ну и зачем ты сейчас умоляешь меня? Я же предупреждала тебя, что ты попросишь ее оставить! Я уже приняла решение и не изменю его. Я выну ее еще медленнее, хотя я постараюсь захватить как можно меньше плоти. Ты испытаешь мучение, которому нет названия. Но, разумеется, если ты будешь вести себя достойно, я позволю тебе извлечь из твоих мучений наслаждение. Подними голову… и смотри. Госпожа ставит тебе на грудь свою восхитительную ногу, обутую в лаковую туфлю. Она предлагает тебе полюбоваться высоким изогнутым каблуком, попирающим тебя. Раб, страдающий ради наслаждения своего божества, ты имеешь счастье восхищаться самой восхитительной частью тела женщины — ее восхитительной ногой, которая одновременно с этим является предметом твоего поклонения и инструментом твоей пытки. Воспользуйся этим! Смотри!

И в этой позе было столько царственного очарования, и столь сильно было колдовство этого голоса, что мужчина, словно под гипнозом, начал возбуждаться. Барбара это заметила.

— Вот и молодец! Это я одобряю. А теперь возьми себя в руки. Согласись ради меня выдержать пытку. Положи руку на пол. Не пытайся меня трогать. Подчинись моей жестокости, а потом, может быть, я разрешу тебе насладиться моим сладострастием. Но не забывай, что на этот раз, если ты мне помешаешь, я пригвозжу тебе руку к полу паяльником. Приготовься. Я начинаю.

Надавив рабу на грудные мышцы кончиком туфли, она осторожно просунула этот кончик между телом и деревянной дужкой иглы. Затем медленно подняла. В горле раба заклокотал мучительный вопль. В ужасном напряжении он еле сдерживал себя, пытаясь выполнить дикий приказ и остаться неподвижным. Свирепая боль заставляла его содрогаться, и тем не менее, завороженный видом восхитительной ноги, он не закрывал глаза и находил в зрелище собственного мученичества такое наслаждение, что теперь оставался в ясном сознании.

Барбара потихоньку продолжала вынимать иголку, беспощадно надавливая и все больше уменьшая полоску кожи, зажатую между импровизированными клещами. Когда пытка подходила к концу, раб, несмотря на все свое мужество, уже был не способен владеть собой. Хриплое рычание доносилось из его горла, а закатывающиеся глаза свидетельствовали о том, что вскоре он снова лишится чувств. Лишь тогда, почувствовав, что его силы достигли своего предела, госпожа быстро вытащила иглу и одновременно отскочила в сторону, таким образом освобождая руку мужчины, которую она до сих пор удерживала в капкане своей туфли. Несчастный с воплем выгнулся дугой, а затем перекатился на бок. Из его глаз хлынул поток слез. Он подполз к своей госпоже и, рыдая, обхватил ее ноги. Он терся щекой о ее щиколотки, захлебывался от рыданий, сотрясался от неудержимых спазмов. А Барбара от всей души наслаждалась этим спектаклем, уже обеими руками лаская свое тело.

Прошло некоторое время, и раб наконец успокоился. Увидев, что он пришел в себя, госпожа высвободила из его рук одну ногу и заставила его раздвинуть бедра, изрядно расцарапанные ее каблуками. Она убедилась, что его мужское достоинство не ослабело и мыском туфли принялась тормошить половые органы, чтобы вновь довести до полной эрекции. Поза мужчины изменилась, и Барбара по силе его объятий поняла, что в нем растет желание. Это было то, что надо для задуманного ею сексуального наказания.

Мужчина медленно поднялся и встал на колени. Теперь он обеими руками крепко обхватил великолепные, затянутые в кожу бедра. А потом осмелел настолько, что принялся оглаживать зад Барбары. Она же, ощущая, как шевелится его член, немного раздвинула ноги, чтобы он мог проникнуть между ее бедрами. И как только раб просунул свое орудие, она тут же сжала бедра. Мужчина обезумел, прижавшись щекой к округлому животу затянутой в кожу статуи, он возбужденно шарил руками по телу своей госпожи.

— Ласкай мне груди… — шепотом приказала Барбара.

Удерживаемый за член, зажатый между ног госпожи, раб поднял руки к бесстыдно торчащим полушариям и принялся мять их. Из-под капюшона донесся новый приглушенный приказ:

— Если ты на самом деле мужчина, я хочу почувствовать твою силу. Отнеси свою богиню на ложе…

Раб вскочил, словно госпожа снова его ударила, забыв даже о том, что его член зажат между мускулистыми ногами затянутой в кожу статуи. Это немного охладило его пыл. С мучительным стоном раб рухнул на колени. Однако она продолжила дразнить его, насмешливо и одновременно чарующе:

— А ты не так уж сильно меня хочешь, как я погляжу. Даже не можешь вырваться из такой легкой ловушки. Неужели ты совсем обессилел? А я так надеялась, что ты продемонстрируешь мне все, на что способен.

Раб подчинился и избавился от силков ценой новых мучений. Затем он подхватил свою королеву на руки, донес до «комнаты страданий» и там почтительно опустил ее на ложе любви.

Он встал на колени у ее ног и для начала бесконечно долго и ласкал и целовал ее ступни, икры и восхитительные бедра, скрытые от него кожаным футляром. И вскоре сквозь ароматную кожу он почувствовал, как она дрожит. Ее поза становилась все более расслабленной, и в нем родилось чудесное предчувствие: неужели госпожа захотела наконец вознаградить его за выдержку и послушание? Неужели она сжалилась над его желанием? Неужели она собирается утолить его жажду? Все в ее позе говорило об этом. Мужчина осмелел и взобрался на кровать, и не встретил сопротивления. Он лег рядом с ней, но и теперь она не оттолкнула его. Он обнял свою госпожу, прижался к ней, и она позволила ему даже это. Вот только не была ли ее уступчивость всего лишь изощренной игрой, не менее жестокой, как предыдущие мучения? Ведь молния между ее ног все еще была застегнута и он не мог овладеть ею. Ее половая щель, предмет его жаркого поклонения, конечная цель его безумных игр, столь близкая в эту минуту, все так же таилась в своем кожаном футляре…

— О мое божество, моя королева, почувствуйте, как я хочу вас. Мой член содрогается от желания, прижимаясь к вашему восхитительному телу. Он стремится проникнуть в ваше чудесное лоно!