Маргарет Энсон - Орден Розги. Дрессаж

Для раба это было последней каплей. Он стал дергаться на козлах, пытаясь освободиться.

— Это отвратительно! — возмущенно воскликнул он. — Я не хочу! Я отомщу!

Но удар хлыста по истерзанной груди превратил его слова в рычание.

— Заткнись и смотри! — приказала Барбара. — Я надеваю перчатку на твой член… и жду. Я ничего не делаю, только жду… Чувствуешь, какая она теплая и мягкая, перчатка твоего божества? Да, конечно, чувствуешь. Мне не надо даже дотрагиваться до тебя, чтобы догадаться, какой ты сейчас твердый. И это хорошо… Самое большее через пару минут ты спустишь в нее, на моих глазах и даже без моих прикосновений. Разумеется, твое наслаждение могло бы стать потрясающим, если бы я соизволила тебя выдоить… Но поскольку ты посмел воспротивиться, я до тебя даже не дотронусь. Ты кончишь без всякого удовольствия… а вот потом, ты наконец-то будешь в нужном состоянии, чтобы меня обслужить! Ах, я вижу, как напряглись твои мускулы! Осталось недолго. Ты больше не можешь сдерживаться. Можешь стонать, если хочешь! Мне нравится слушать твои стоны… Ну-ка, посмотрим… началось… из тебя уже потекло… Чувствуешь, как утекает твое наслаждение? Еще… давай еще… до конца!

Немного подождав, Барбара сняла перчатку, пропитанную спермой, и положила ее рабу на лицо, затем два или три раза подергала его член, чтобы выдоить из него последние капли. И наконец, вдев ноги в стремена, она оседлала своего «коня», вставила себе в щель еще содрогающийся член, и пустилась в необузданную скачку, насилуя свою жертву.

Барбара не была одним из тех деспотов, обладателей исключительно рассудочного садизма, которых нисколько не интересовали плотские забавы. Для нее обладание порабощенным мужчиной являлось закономерной кульминацией ее жестокой игры, высшим проявлением ее власти как госпожи. И когда после длинного сеанса пыток она вставляла в себя инструмент своего наслаждения, то никогда не выпускала его, прежде чем ее силы не истощались путем нескольких диких оргазмов. В тот день это произошло всего час спустя после того, как она оседлала скованного мужчину. Тот ни на минуту не прекращал возбуждаться… но больше ни разу не кончил!

— А теперь, — сказала она, слезая с раба, — я хочу сделать тебе одно одолжение. Сейчас ты приведешь меня в порядок.

И она, раздвинув ноги, села ему прямо на лицо так, чтобы ее щель оказалась у его рта. Возбуждение раба было столь велико, что он со страстью исполнил свою обязанность. А когда внезапно Барбара встала с него, он простонал:

— О… уже!

Но прекрасная всадница больше не обращала на него никакого внимания. Она закурила сигарету и прошла в малую гостиную, чтобы переодеться перед уходом.

Когда Барбара вышла полностью одетая, в строгом английском костюме, перчатках с крагами и рыжих кожаных сапогах, которые она не сняла, то подошла к своей жертве, видевшей все из-за поднятого занавеса и продолжавшей оставаться возбужденной.

— Тебе все еще больно, не так ли?

— У меня болит абсолютно все. Но самое ужасное, я не могу избавиться от эрекции!

— Естественно! Не хватало еще, чтобы ты спустил без моего разрешения!

— Позвольте же мне это, моя королева… Вы ведь не оставите меня так?! Если бы вы только захотели…

— Разумеется, если бы я захотела…

— Ох, пожалуйста, я столько страдал ради вас…

— Что ж, я осталась тобой довольна. Так что, наверное, я могла бы позволить тебе… более того, сейчас я разрешу тебе овладеть мной.

— Не могу поверить.

— Решайся. Есть один способ обладания, на который может надеяться раб. Я позволяю его тебе.

— Моя королева, я не смею даже представить.

— Вижу, ты пытаешься быть осторожным! Итак, сейчас я тебя освобожу тебя от пут. Ты пойдешь в клетку и встанешь там на колени. Ты сможешь ласкать мое тело через одежду и поместишь свой член между моими сапогами, как совсем недавно, когда я была в кожаном трико, помнишь? Я дам тебе три минуты, за которые ты сможешь тереться об меня, сколько пожелаешь. И если ты очень хорошо постараешься, то кончишь между ними и на них. А после того, как забрызгаешь сапоги доказательством твоей мужественности, ты вылижешь их. Это самая высокая честь, на которую может рассчитывать раб. Воспользуешься ею?

— О да, моя королева!

— Тогда я позволю тебе это. Но с одним условием. Я оказываю эту милость только моим личным рабам. Стало быть, если ты хочешь кончить мне на сапоги, то перед уходом я должна буду пометить тебя своим знаком. Раскаленным железом, разумеется. Ты больше никогда не увидишь меня, зато сохранишь на своем теле воспоминание о своей госпоже. Ты согласен?

— Все, что угодно, моя королева, лишь бы только кончить! — в исступлении вскричал мужчина.

Барбара презрительно усмехнулась, развязала его, заставила спуститься с козел и загнала в клетку, где он ожидал ее в самом начале их сессии. Она заперла дверь, принесла паяльник и встала перед решеткой.

— Пора, — холодно сказала она. — Подумай еще раз, я советую начать с выжигания знака. Решай.

Но мужчина, ополоумевший от желания, высунул сквозь прутья решетки огромный покачивающийся член, жаждавший хотя бы такого смехотворного обладания. Он не представлял, в какой момент его пометят, но сейчас его это не волновало. Его внимание было приковано к блестящим сапогам из рыжей кожи, между которыми он надеялся обрести долгожданное наслаждение.

— За право обладания вами я готов отдать любую цену, моя королева! Соблаговолите подойти ближе!

Такова была ужасная власть Барбары…

Она медленно приблизилась и прижалась к решетке. Как только член скользнул между ее ног, она зажала его и начала размеренно покачиваться, имитируя акт насилия. Не прошло и минуты, как Барбара почувствовала, что развязка близка. Она немного переставила ноги, чтобы вся сперма, до последней капли, пролилась на сапоги. Мужчина сквозь решетку сжимал ее в объятиях, исступленно мял ее ягодицы, регулируя ритм этого странного обладания. И вот наконец, после столь долгого ожидания, его охватило немыслимое наслаждение. На рыжую кожу сапог Барбары длинными выстрелами пролилась сперма. Раб получил свой оргазм…

Когда все закончилось, Барбара подставила рабу сначала один сапог, а затем второй, чтобы он их почистил. Мужчина страстно вылизал сперму, стекавшую вдоль ноги до самой ступни и на выступающий край подошвы. И, исполнив свою обязанность, рухнул на пол совершенно обессиленный. Однако его отдых был коротким. Внезапно к его ягодицам прижался раскаленный наконечник паяльника. Он взвыл от сильного ожога и тут же вскочил на ноги.

— Пришла пора платить, — заявила Барбара. — Ты кончил. Теперь встань, чтобы я могла тебя пометить!

Боль заставила его подняться.