Анастасия Акулова - 1000 и 1 ночь с врагом [СИ]

— А папа? Они ничего плохого ему не сделали? — Умоляюще взглянула на няню девочка.

— Ваш папа… — криво ухмыльнулась она, проглотив «…драпал быстрее всех, когда запахло жаренным», но, понятное дело, истерзанному переживаниями ребёнку этого говорить не следовало. — Ваш папа остался жив, ему помогли. Он скоро вернётся, освободит вас, и всё будет как прежде.

— Правда? — Чистые наивные глаза ребёнка засияли, как бриллианты, — Обещаешь?

— Обещаю. — Через силу улыбнулась Августа. — Вот, наденьте. — Она надела на шею девочки красивый кулон в форме цветка, — Колдунья сказала, что он избавляет от одиночества и помогает в беде… а ваш папа… Надо только подождать.

— Я буду ждать. — Серьёзно и не по-детски уверенно кивнула девочка, будто клялась в этом самой себе.

Вот только она не знала, что ждать придётся адову вечность…

Княжество Хайоран.

Бег. Безумный, бесконечный. Пересохшее горло саднит от холодного воздуха, перед покрасневшими глазами всё смывается в одно безликое пятно, в висках бешено стучит пульс, в голове осталась только одна мысль: быстрее, быстрее… лишь бы не останавливаться. Даже теперь, когда не осталось сил верить, бороться, кричать, умолять, надеяться, когда хочется просто упасть и сдохнуть, как собака — страх несёт вперёд, сотрясая конвульсивной дрожью, заставляя до крови прокусывать бледные губы.

По лицу хлещут ветки деревьев, в кровь изодраны босые ноги, подолы грубого платья словно нарочно путают. Солнце, проникающее меж листвы, слепит и без того усталые глаза. Только бы выбраться… успеть… убежать…

Животный инстинкт словно подарил крылья. Кассандра неслась по лесу, не чувствуя ничего, кроме страха. Звук погони давно остался далеко позади, но она всё бежала и бежала, находя в этом единственное спасение от всепоглощающего ужаса, от видений, что маячили перед глазами. Казалось, сама тьма тянула руки к девочке лет семи-восьми и тяжёлому для неё, завёрнутому в грязное тряпьё ребёнку, чьи надрывные крики оглашали лес.

Час, а может и больше, непрерывного бега. Сейчас Кэсс как никогда ненавидела беспомощность своего хрупкого детского тела, пусть и достаточно натренированного. Затёкшие руки сводило так, что пятимесячную сестрёнку, которую она несла на руках, приходилось почти до удушья прижимать к себе, чтобы удержать. Взмокшие от пота длинные волосы прилипли к лицу, лезли в глаза, грудную клетку буквально разрывало от частого неравномерного дыхания. Огромные грязно-голубые глаза казались безумными, узкое лицо с не по-детски впалыми щеками — мертвецки бледным, худое тело уже перестало ощущать боль просто потому, что болел каждый нерв, каждая клеточка. Боль стала привычкой. И, пожалуй, уже давно.

Лес… любимый лес, знакомый до мелочей, укрывал их, словно родных. Наверное, оно так и было, потому что никто и никогда не давал ей столько сил, как лес. Незнамо, сколь ещё убежало времени… в какой-то момент стук в голове, будто молотком, становился всё более громким и гулким, тошнота, скручивающая внутренности — всё сильнее. Голова кружилась, ноги подкашивались, а перед глазами, словно насмехаясь, мелькали картины недавнего прошлого…

«Хиленькая хибара на опушке не была домом — только лишь временным спасением, как и все другие места, где они останавливались. Полная насекомых неухоженная хижина скорее походила на наспех сложенный шалаш, и всё же они были благодарны судьбе, что отыскали этот давно заброшенный домик, пропахший плесенью и зловониями.

Ничто не могло нарушить сна Кассандры, удобно пристроившейся под боком матери, тихо напевающей колыбельную младенцу, которого держала на руках и механически поглаживающей по голове старшую дочь. Эта худая, как смерть женщина с грязными патлами неопределённого цвета выглядела столь же болезненно, как больные чахоткой, а болотного цвета глаза казались совершенно пустыми, мёртвыми. В них не осталось ни боли, ни нежности — только сосущая пустота. Узловатые пальцы, грубой формы большие руки с мозолями выдавали в ней крестьянку. Иногда Кэсс, глядя на мать, боялась, что та просто опустит руки, ведь та с каждым днём всё больше напоминала сломанную куклу, в которой не сталось совершенно ничего целого. И всё же Кэсс любила свою маму, отчаянно цеплялась за неё, как за ускользающую тень.

Разомлев от тепла старой печки и материнского тела, девочка уснула почти счастливой, научившись не обращать внимания на спазмы голодного желудка. Этот вечер был светлым, она чувствовала себя нужной и целостной».

«…Она знала, что когда-нибудь эти люди в доспехах вернутся, но не предполагала, что так скоро. Ворвались рано утром, неожиданно. Девочка вышла из избы по нужде, когда услышала вопли, разорвавшие тишину. Через маленькое окно она видела, что происходит внутри, с огромными глазами смотрела на происходящее, замерев, не в силах пошевелить даже рукой, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Хотела бы закричать на весь мир, умереть, но прекратить это, но парализующий ужас фактически спас ей жизнь.

…Тело матери с перерезанным горлом бросили на полу, а „отродье“ оставили умирать в огне, пожирающем хибару. Едва скрылись те люди, навсегда ставшие для неё ангелами смерти, Кэсс очертя голову кинулась вглубь горящего дома, уклоняясь от рушащихся брёвен, ориентируясь на крик младенца…»

Положив чуть притихшего ребёнка под деревом, девочка обессиленно упала в кусты, уже не сдерживая приступа рвоты. Она отлично понимала, что это не конец: стоит хоть кому-нибудь узнать об её способностях, им с сестрой не выжить. Раньше-то было не просто — всё время, всё детство в бегах, как проклятые. Но теперь они, дети, чья жизнь не стоит ни гроша, остались совсем одни. Для чего, а главное, КАК теперь жить?

Кэсс безумно, невыносимо хотелось есть, причём не столько обычной еды, сколько чьей-нибудь энергии. Да, она, как и её мать, была и остаётся энергетическим вампиром, питающимся магией и эмоциями. За это таких, как она, и убивали.

Собрав волю в кулак, девочка снова поднялась на ноги, но тут же в глазах потемнело, и она упала. Всё стиралось в безликое пятно, внутренности нещадно скручивало.

Кэсс понимала, что умирает.

Мелодично шумел листвой ветер, рядом надрывно плакала маленькая сестрёнка. Слёзы потекли из-под закрытых глаз: Кэсс всё бы отдала, лишь бы спасти жизнь Эвы. За это и умереть не жалко. А так…

— Что с тобой? Кто ты? — Спросил кто-то совсем рядом тоненьким голоском.

Снова прислонившись затылком к дереву, девочка тяжело приоткрыла глаза. Рядом виднелся размытый силуэт маленькой девочки, судя по росту, лет пяти-шести. Приглядевшись, Кэсс увидела, что аура девочки сияет магией так ярко, что слепит глаза. Но сил не хватало даже на то, чтобы дотянуться до неё.