Solveig Ericson - Вакуум (СИ)

Она изучающе прищурилась:

- Начальник колонии. Нарушил табу нашего народа. Заморозил из фризера жертвенную территорию арагхалов, отпугнув и оттолкнув от трапезы. Арагхалы не переносят холод: на нашей планете нет подобных температур, они для нас смертельны.

- Какое табу?

- Никогда не оспаривать добычу арагхала. Всё, что он выбрал, является добровольной жертвой Богу. Арагхал - наш прародитель, первый из Всего Сущего, Он – это Мы, Мы – это Он.

- Даже если он сожрет ваших детей, жен, мужей, родителей?

- Даже если…

- Бога ради, вы же не в каменном веке живете! И даже не в средневековье!

- Как бы то ни было, но это - наша вера. Наш народ давно нашел способ избегать подобных встреч, но если она неизбежна, то нужно покориться Богу и стать жертвой ему.

- Не самая радужная перспектива.

- Знаешь, что говорят про дайина? Пока он находился на реабилитации, залечивая ранения, полученные во время войны, на его рохаэ и двух отпрысков напал арагхал… Рохаэ принесла Богу Сущего эту жертву, хоть сама и осталась жива. Дайин сбежал из реабилитационного центра в ту же ночь, когда узнал о случившемся, а когда его нашли в их доме, то рохаэ была уже мертва.

У меня пересохло во рту, еле разлепив запекшиеся губы, я прохрипел:

- Он убил её?

- Нет, она сама убила себя. Правда, не все в этом уверены.

Я прикрыл глаза, в черепе нарастала боль, мешая обдумать информацию. Наш начальник колонии потерял многое, но почему он не позволил простой подстилке, вроде меня, стать жертвой священному животному? Кто я для него?..

***

Тришер выпроводила меня из медблока через пару дней, я был абсолютно здоров и полон желания увидеть Ена, сказать: "спасибо", - и, может быть, задать вопрос: «Почему?». За эти два дня я узнал от неё про нашего начальника столько, сколько мне не довелось узнать про него за все время пребывания в колонии.

Дайин армии Дэали - Маршал Императорской Армии.

Герой последней междоусобной войны, потерявший в сражение руку и сложивший свои полномочия после смерти семьи.

Я просто безумно хотел его увидеть, посмотреть в глаза, прикоснуться к широкой груди, расстегнуть клапаны на форме и перецеловать каждую чешуйку на его теле…

Откуда это желание, что это за чувство полного подчинения? Я хочу, чтобы он был моим, не просто тем, кому я подставляюсь ради защиты, а моим в самом собственническом смысле этого слова.

Тришер выпустила меня в семь утра, поэтому до четырех дня я слонялся по «казематам» без дела, зашел в библиотеку, почитал теософию Лога в переводе на единый и нашел подтверждение словам Тришер о жертве Богу: «Если ты повстречал посланца Божьего, то сломи свое сопротивление Его воле, ибо Он выбрал тебя для жизни вечной в Своих чертогах. Убеди Его через боль и муки, что достоин стоять перед Взором Творца Всего Сущего».

То, что сделал ради меня Ен приравнивалось к Высшему Греху, раньше за него светила смертная казнь, но, как я заметил до этого, логианцы и вправду давно отошли от средневековья, поэтому Ену грозит всего лишь стать изгоем, а если считать, что колония является территорией Союза, то он отделается молчаливым осуждением. Думаю, он это переживет.

К четырем часам дня я ушел в свою камеру, прожигаемый взглядами надзирателей. Ох, не к добру они так «страстно» на меня смотрят…

- Ну здравствуй, Птичка.

Я дернулся на койке, услышав ненавистный голос.

- Что ты здесь забыл, Торият?! – зашипел я, покрывшись мурашками.

- Давай притворимся на время, что между нами все радужно, - ухмыльнулся он, показав клыки.

- Черта с два между нами "радужно"!

- Выслушай его! – зашипел уже на меня Клайв, появившись из-за спины Торията.

- Вы ведь не уберетесь отсюда? – они вдвоем заслоняли дверной проем и я оказался в ловушке.

- Послушай, Птичка, - начал спокойно хнурт, - Звуро не отступится от своего: ты ведь знаешь нашу репутацию во всех союзных галактиках – что наше, то наше, даже если это не принадлежит нам по праву, и чем сильнее наш противник, тем больше это нас заводит. Он знает, что ты спишь с орх Даганом, и это знание приводит Звуро в неистовство, его ничто не остановит. Он возьмет тебя, пометит тебя, что будет вызовом самой крупной шишке в этой колонии. А когда наш начальничек убьет моего брата, моего сородича (а он убьет этого дурака без сомнения), я выпотрошу тебя.

Клайв вздрогнул и не моргая уставился на хнурта.

- Это угроза? – спросил я, рассмеявшись. – Получается я просто жертва обстоятельств, как не крути мне - жопа?

- Это предупреждение. И да, как не крути, тебе – жопа.

Прекрасно…

Я был у Ена к семи вечера. Он встретил меня в своем кабинете, сидя за столом и умудряясь быть еще неприветливей, чем обычно. Это меня не оттолкнуло, не сейчас и никогда больше. Я был зависимым от него, он был для меня теперь всем, и я хотел его всего. Никогда ранее я не испытывал подобных чувств, никогда и ни для кого я не хотел быть всем миром. Глядя на этого мужчину, я понимал, что хочу быть его миром.

- Привет, - сказал я осторожно.

Темная бровь изогнулась: легкое подобие недоумения и презрения, полагаю.

- Вижу, ты в норме, - произнес Ен.

- Чувствую себя живее всех живых, спасибо, - ответил я, приближаясь к нему.

Ен молча наблюдал, как я подкрадываюсь, словно к дикому животному, одним движением ноги он развернул стул от стола так, чтобы я смог к нему подойти вплотную.

- Я хочу тебя.

- Действуй, - лаконично заключил он.

Да, я хочу его до одури, до трясущихся рук и пересохшего горла. Хочу. Хочу. Хочу. Я склонился над ним, расстегивая клапан сверху вниз, я стал целовать каждый оголившийся участок красноватой кожи, опустившись на колени, я стал дразнить его не давая желаемого, согревая головку дыханием, слегка прикасаясь кончиком языка.

Ен схватил меня подмышки и вздернул на уровень со своим хмурым и злым взглядом, а потом перекинул через плечо и широким шагом направился в спальню. Я рассмеялся так, как давно уже не смеялся. Легко и непринуждённо.

Он кинул меня на кровать и буквально вытряхнул из комбеза и берцов, белье порвал в хлам, а затем быстро разделся сам и сел посреди кровати, откинувшись спиной на подголовник.

- Работай, - приказал он.

- Да, мой Господин, - отозвался я, ухмыляясь, что вызвало ответную, с легкой тенью самодовольства улыбку.

***

Это случилось через неделю после того, как я вышел из лазарета. Ена не было слишком долго, я начал волноваться, в голову стали лезть непрошеные мысли, что он просто забыл про меня, а значит, секс-игрушка наскучила и прощай мой неприкосновенный статус.

Чтобы задушить в себе неприятные, на грани паники чувства, я стал ходить по его комнате взад-вперед. Сначала я просто слонялся без дела, ничего не трогая, стараясь не думать вообще, просто что-то напевал себе под нос, стучал ладонями ритмично по бедрам, и результатом такого вот тотального «недумания» стала мысль, что я не мог ему надоесть в свете того, что он вытворял со мной в прошлый раз. Тут в мою пустую голову стукнула идея – заглянуть в тот шкафчик, откуда Ен доставал свои «игрушки». Ну, просто так, чтобы вспомнить.