Автор неизвестен - Картезианский развратник

— Мы еще не закончили, — довольно заявила она. — Интересно, что ты скажешь об этом, мой дорогой Сатюрнен?

Я с нетерпением ожидал исполнения ее пророчества. Вскоре я почувствовал слабое покалывание в яичках, что несколько приоткрыло завесу над ее секретом. Пока снадобье приводило меня в рабочее состояние, она тоже разделась. И как только мадам д’Инвилль предстала передо мной обнаженной, необыкновенный жар заструился в моих венах, хуй мой восстал, и с такой невероятной силой, какой я доселе никогда не чувствовал! Я словно обезумел и овладел ей, не успела она принять нужную позу. Я терзал ее, буквально не давая передохнуть, я ослеп, оглох, весь мир исчез, я был занят только этой пиздой.

— Ох, пощади, любовь моя! — вскричала мадам д’Инвилль, вырываясь, — не спеши так, мой повелитель. Давай растянем наше удовольствие. Пусть оно длится не более чем мгновение, сделаем его ярким и сладостным, чтобы не думать о его краткости. Повернись головой к моим ногам, а ногами к моей голове. Всунь язык мне в пизду, — продолжала она, — а я возьму в рот твой хуй. Да, именно так. Какое блаженство ты мне даришь!

Она старалась не меньше меня! Мое тело вытянулось на ее теле, купаясь в море наслаждения. Я проникал в нее языком так глубоко, как только мог. Если бы я мог, то с головой бы в нее влез, да что там — целиком бы забрался! Я сосал ее клитор, до последней капли вбирая нектар, в тысячу раз более сладостный, чем воспетая поэтами амброзия, которую подавала небожителям богиня вечной юности, если только прелестная Геба не давала им пососать свою пизденку. Если это так, то все хвалы, возносимые этому божественному напитку, не достойны его. Правда, какой-нибудь нервный критик мог бы на этом месте прервать меня и спросить: а что в таком случае пьют богини? Вот что я скажу — они сосут божественный хуй Ганимеда!

Мадам д’Инвилль сжимала мой зад, а я тискал ее ягодицы. Она ласкала меня языком и губами, и я делал то же самое. Шире раскидывая ноги и подаваясь мне навстречу, она давала мне понять, какое наслаждение я дарю ей. Ласки наши были то нежными, то страстными и бешеными, и мы оба чувствовали, что приближается тот миг, который должен был стать вершиной наслаждения. Он подкатил незаметно, но неотвратимо, и мы изо всех сил сжали друг друга. Казалось, мы собрали все свои силы, чтобы целиком отдаться на волю наслаждения.

Кончили мы одновременно. В этот миг я охватил ртом пизду моей партнерши и выпил вытекавший из нее сок, а она сделала то же со спермой, брызнувшей из моего хуя. Восторг угас, наслаждение развеялось как дым, и не осталось ничего, кроме сожаления о том, что мы не можем его повторить. Такова природа страсти.

Меня снова охватила усталость и разочарование, из которого меня на время вывело снадобье мадам д’Инвилль. Я потребовал повторить все еще раз, но она отказалась.

— Нет, мой дорогой Сатюрнен, это будет уже слишком — сказала она, — а я так сильно люблю тебя, что совсем не желаю твоей смерти. Довольствуйся тем, что мы уже сделали.

Поскольку умирать я не торопился, и смертельный оргазм был мне не по вкусу, мы оделись. Я был доволен проведенным днем и не скрывал, что желаю его повторения. Мадам д’Инвилль, довольная не меньше моего, опередила меня с вопросом:

— Когда ты вернешься? — спросила она.

— Как только смогу, — отвечал я, — но все равно не так скоро, как хотелось бы. Может быть, завтра?

— Нет, — сказала она, улыбаясь, — даю тебе два дня. Приходи на третий, — продолжала она, открывая памятную мне шкатулку, откуда доставала ту замечательную жидкость, с которой я позабыл о воздержании. Она протянула мне несколько пастилок, — а когда придешь, съешь вот это. Но, Сатюрнен, прошу тебя, будь осторожен, не говори никому о том, чем мы тут занимались.

Я заверил ее, что сохраню нашу тайну, мы в последний раз обнялись, и я оставил ее в убеждении, что она украла мою девственность.

Мадам д’Инвилль осталась в своих апартаментах и предупредила меня, чтобы я никому не попался на глаза, когда буду выходить. Сумерки были мне на руку. Я пробирался через анфиладу комнат, как вдруг меня остановили. И как вы думаете, кто? Сюзон!

При виде девушки я замер. Существовала большая вероятность, что эта встреча сулила мне те же наслаждения, кои я только что изведал. Но мой внешний вид вкупе с ее интуицией без лишних слов поведали ей о том, чем я только что занимался. Я стыдливо потупился. Она без слов взяла меня за руку. Обеспокоенный долгим молчанием, я рискнул поднять глаза на свою милую, чтобы понять, в чем же дело. На ее глазах блестели слезы, и их вид разорвал мне сердце. Сюзон царила в нем даже в тот момент, когда мое тело было охвачено ласками мадам д’Инвилль. Я и сам не понимал, как эта девушка могла занимать мои мысли и сердце до такой степени, что я не видел никого, кроме нее. По своей наивности, я считал это колдовством, хотя на самом деле это было лишь следствием моего темперамента и жаждой наслаждений.

— Сюзон, ты плачешь? — обратился я к сестре проникновенным тоном. — Моя драгоценная Сюзон, твои глаза наполняются слезами при виде меня? Неужели я — причина твоего горя?

— Да, ты, — ответила она. — Я стыжусь признаваться тебе в этом, но именно ты причина моих слез. Ты разочаровал меня и теперь я умираю от горя.

— Я?! О святые Небеса! Сюзон, как ты можешь обвинять меня в таком ужасном преступлении? Разве их заслужил тот, кто так тебя любит?

— Ты меня любишь? — повторила она. — Ах! Как бы я была счастлива, если бы это было правдой! Но ты же наверняка говорил то же самое мадам д’Инвилль? Если бы ты любил меня, разве ты пошел бы с ней? Неужели ты не нашел предлога, чтобы пойти за мной? Она что — лучше меня? Чем вы с ней занимались после обеда? Отвечай! Думал ли ты о Сюзон, о сестре, любящей тебя больше жизни? Да, Сатюрнен, я люблю тебя. Ты внушил мне столь пылкую страсть, что я просто умру от горя, если ты мне не ответишь. Молчишь… — с укором продолжала она, — о, я уже все поняла! Никто не заставлял тебя идти за мадам д’Инвилль, которую отныне я смертельно ненавижу! Потому что она любит тебя, я в этом не сомневаюсь. И ты ее любишь. Тебя заботят лишь обещанные ею наслаждения и нисколько не волнует причиняемая мне боль. Я еще раньше догадывалась, что ты встречаешься с ней, сам того не желая.

Я был поражен тем, как верно она угадала мои чувства к мадам д’Инвилль, пусть и мимолетные, но идущие из самого сердца и порожденные страстью, что разгорелась от ее ласк.

— Сюзон, — сказал я, — твои жалобы разрывают мне сердце. Не мучай больше своего несчастного брата, твои слезы приводят его в отчаяние. Я люблю тебя больше, чем себя самого! Я люблю тебя больше, чем могу выразить это словами!