Ольга Кирина - Ветер свободы

Аспид нехотя, словно отрывая от сердца, бережно переложил спящую девушку на мои руки, проводив ее тоскливым взглядом. Мой Зверь ощущал их нервное переживание и стремление вырвать свою самку из моих рук, защитить и окружить заботой. Мои же чувства искрили всеми цветами радуги, я ощутил невероятный всплеск силы, кончики пальцев подрагивали от непреодолимой тяги коснуться, почувствовать тепло ее кожи, такая ли она бархатная и мягкая в действительности, как кажется. Я надолго выпал из реальности, предаваясь своим мыслям, очнулся лишь тогда, когда три вопросительных взора изрешетили меня с ног до головы. Дэн осторожно дотронулся до моего плеча, и тихо, словно выводя из транса, вкрадчиво заговорил, смотря прямо в глаза.

— Аэль, ей плохо, я это ощущаю. Происходит что-то странное, ты словно высасываешь ее, но я не вижу никаких магических потоков, она слабеет с каждой секундой, — Действительно, лицо Дианы приобрело землистый цвет, губы побелели, а под глазами залегли пугающие тени. Кожа стала холоднее. — Пока не поздно, передай ее кому-нибудь из нас.

Я с тяжелым сердцем и скрипящей неохотой передал Диану в руки брата. Тот тут же воспрял духом, бережно заключив ее в кокон из своих объятий. Зверь негодовал и требовал немедленно вернуть его ношу, она ему понравилась. И меня к ней тянет, что запутывает меня и сбивает с толку. Привязку так и не закончили, что б ее. Повторить не получится. Сара почти пуста. Дэн развернулся, чтобы отнести девушку в ее кабинет, и, не сделав и двух шагов, как вдруг его лицо исказила маска ужаса.

— Я ничего не понимаю, я не могу ее вылечить, она не принимает, словно что — то блокирует поток, — Великая Мать. Да что же происходит?

— В БОЛЬНИЦУ, БЫСТРО. Майкл, ты за рулем.

Диана

Свет, нежный, ласкающий, опутывающий, бархатистый. Как здорово, легко и прекрасно, Хочется петь, а звонкий солнечный смех так и рвется из груди. Я парю. Какое волшебное место. Я здесь живу? Все пространство вокруг, видимое моему взгляду, клубится невесомой голубоватой дымкой, сотканной из нежнейших волокон счастья. Я вдыхаю этот воздух, но мне этого мало, хочется еще и еще. Я кружусь в безудержном танце радости и не могу остановиться. Меня переполняет любовь. Я хочу поделиться ей со всем окружающим миром. Кто я? Где я? Неважно. Все былое ушло на задний план, вытеснив вперед бурлящие всполохи буйствующей неземной энергии. Что было до меня, мое прошлое, настоящее, будущее? Сейчас существуют только эти волшебные мгновения, они закручивают меня в водовороте воздушного блаженства, по спирали вознося меня все выше и выше… Как я сверкаю, переливаясь всеми оттенками радуги. За моей спиной раскинулись невиданной красоты крылья. Они есть продолжение меня. Взмах, еще один, и я лечу туда, вдаль, где сверкающий проблеск пульсирует, манит, притягивая меня к себе невидимыми сетями все ближе. Я знаю — мне нужно туда, именно там я смогу раствориться в этом океане мира и покоя, распадаясь на мириады частиц, навсегда слившись с вечностью…

— Диана… — Голос глубокий, женский, ласковый: он, словно музыка, проникает в меня, пытаясь вернуть в начало… Нет, нет, я не хочу. Я хочу стать светом. Отпусти. Мне необходимо туда. Но не дают. Теплая мягкая рука невесомо коснулась моей. — Диана.

Я обернулась посмотреть на того, кто мешает мне? Передо мной возникла белая мерцающая фигура. Я не могу разглядеть ее лица, но уверенна, что мы знакомы.

— Кто ты? — спросила я фигуру

— Кто ТЫ? — вторила она мне. Из-за ореола яркого света, который окружает мою собеседницу словно кокон, я не вижу лица, но знаю — она улыбается. Она тоже счастлива. Она рада меня видеть. Зачем же она задает такие вопросы? Ведь без них было так спокойно.

— Это я. — Да, так просто. Я это я, все остальное несущественно. В голову, словно пробивая невидимую преграду, начинают просачиваться размытые образы и мысли, доставляя нестерпимые муки. Это не мои мысли. Голова. Как же больно. Слезы горной рекой хлынули из глаз. Я больше не могу лететь на тянущий меня проблеск. Крылья мои ослабли и опустились в бессилии, оттягивая плечи назад. Зачем так жестоко? Как плохо… Уходи. Пусти.

— Дитя мое, прошу, не противься, впусти их в себя, мне нелегко видеть твои страдания. — Фигура, сотканная из света, опустилась передо мной на колени и заключила в объятия, по — матерински согревающие и такие необходимые. Она гладит меня по волосам и что-то ласково шепчет. — Тише, тише, не плачь. Все будет хорошо. Расслабься. — Понемногу я начинаю приходить в себя, но отголоски еще дают о себе знать, тело сотрясаются от глухих рыданий и не хватает воздуха. Я прижалась к ней, как к единственному спасению в этом мире. Оно перестало дарить мне былую эйфорию, пугая своей холодностью и одиночеством пустоши. Тишина ужасает и давит на уши, а небесные яркие краски стали мертвенно блеклыми и тусклыми, это место меня отторгает, я перестала ощущать его домом. Как же страшно.

— Как… я… я не понимаю… — слезы высохли, оставив после себя стягивающие соляные дорожки.

— Не все сразу. — Моя сверкающая собеседница, слегка усмехнувшись, поднялась на ноги и, протянув мне руку, продолжила. — Твое время еще не пришло, поэтому тебе так тяжело находится здесь.

— А здесь это где? — Окинув все необъятное пространство взглядом, я уставилась на фигуру, желая услышать хоть какой-нибудь ответ. Она, наклонив голову, сцепила руки за своей спиной, шагнула в густой туман, заставляя следовать за собой. Ну что ж, прогулка, это хорошо, я совсем не против.

— Все, что ты видишь и не видишь, есть Пеномбра.

— Что? Какая такая ромбра или мобра? Это ж язык сломать можно…

— Ох. Как же много ты болтаешь. Говоря твоим языком — переход. От света к тьме, от тьмы к свету. Каждому свое… — загадочно закончила она.

— Переход? Я что… того? Ласты завернула?

— Какие ласты? Ты о чем? — резко развернувшись, фигура всем своим видом требовала ответа.

— Вот такие вот ласты, — попыталась изобразить их ей на пальцах. И вот что странно, как выглядят ласты, для чего они нужны, мое сознание дало четкое описание, а если копнуть в закрома памяти глубже, возникает все та же режущая боль, скручивающая все нутро. — Самые обыкновенные. Что не понятного, спрашиваю, померла я, что ли? — раздраженно выплюнула я.

На что, громко расхохотавшись, мой светящийся визави подхватил меня под локоть и потащил в противоположную сторону от пульсирующего проблеска, не так давно притягивающего меня, как мотылька на огонь. Мне же оставалось только успевать переставлять ноги за, резко набравшей прыти, светлячкой.

— Хм, светлячка, так меня еще никто не называл. А что, интересно и необычно. Обычно, Ангел, Бог, Всевышний, Смерть. Вот и скажи мне, я что, действительно на смерть похожа? — Вопрос был задан с риторической целью и не требовал никакого ответа. — Надо запомнить. Как вижу, твое былое равновесие постепенно к тебе возвращается, это радует. А то понеслась на свет, словно год уже без тела тут маешься. Остановила ее, так вместо обычного спасибо она еще и сырость тут развела. Не стыдно? — шутливо спросила меня фигура, склонив голову, рассыпав светящийся шлейф волос на плечо, подперев руки в боки, прямо как… как кто? Ну же. Постучав себя по лбу, позабыв о собеседнице, я погрузилась в омуты памяти, откапывая необходимое воспоминание. Мой сломанный казанок, его украшает подорожник, присобаченный на лучший клей нашего детства — слюни. У соседа Вовки из носа хлещет кровь, я ему его разбила за то, что постоянно дразнил меня слабой девчонкой, и участь моя, быть босой, беременной и все время на кухне, а не по стройкам лазить. И как меня встретила мама, когда увидела, в каком виде мы вернулись с улицы: с синяками, ссадинами, разодранной одеждой, чумазые. Именно такая поза у нее и была. Ой, и всыпала мне она ремнем тогда по первое число. Невольно потерла пятую точку. Я запрыгала на месте и захлопала в ладоши от радости.