Ольга Кирина - Ветер свободы

— Что Вы, Диана, доченька…

— ДОЧЕНЬКА? ДА КАКАЯ Я ТЕБЕ НАХРЕН ДОЧЕНЬКА? — меня колотило так, что зубы отбивали чечетку, и если бы не кожный покров, кости разлетелись бы на много километров в округе.

— Успокойтесь. Убивать я Вас не собираюсь — утешил, слава Богу — но вот в кому погружу.

— Что? Кома? — Голова резко пошла кругом, и я стала заваливаться назад, но в последний момент взяла себя в руки и удержалась, не стоит облегчать им задачу и самой терять сознание. Я буду отбиваться из последних сил.

— Не переживайте Вы так. В нашем доме Вам будут оказывать должную заботу, как почетному члену семьи. Вам будет всегда тепло и чисто. Я всем сердцем ощущаю наше родство. Так ведь, ребята? — Джон потер область сердца, смотря на своих сыновей. Те, показав свои оскалы, стали двигаться в мою сторону. Слезы ручьем хлынули из глаз, а чувство безнадежности и потерянности окутало все мое сознание, вырубая здравый рассудок окончательно и превращая меня в овощ.

— Не трогайте меня. Пожалуйста, не трогайте, — я уже плакала навзрыд и из-за обилия влаги, картинка получалась размытой. Но все же я заметила, как два огромных смазанных силуэта, обойдя меня с двух сторон, крепко схватили за плечи и поволокли в сторону своего папочки, рассиживающегося на кровати. Я старалась вырваться, но это было бесполезно. Они были чрезвычайно сильны. В другом месте я бы могла на время дезориентировать их, как тех, байкеров из бара, если бы у меня был элемент неожиданности, но тут такой фокус не сработает.

— Ублюдки. Твари. Уберите от меня ваши грабли. Суки. Горите в аду, — это были самые ласковые слова, которые я выкрикивала, надрывая свою глотку. — Шизофреничные дегенераты, — все ругательства я ядрено смешивала с родным матерным, одним глазом следя за докторишкой. Где же у него ключ? С каждым моим рывком, братья еще крепче стискивали мои худые плечи в своих тисках. Как же больно. Такими темпами они мне кости раздавят. Но какими бы дебилами они мне ни казались, они довольно серьезно подошли к процессу обездвиживания меня. Рухнув со мной на кровать, один из них расположил меня на своих коленях, зажал мои ноги между своими, до хруста отведя руки назад, и крепко сдавил их в своих лапищах. Не зафиксированной у меня осталась только голова и зубы. — Я вас всех убью. Сожру живьем. Поскуды. Сучьи выродки. Ненавижу, — я начала плеваться. А что? В такой ситуации оружие выбирать не приходиться. Вдруг я вызову у них сильное чувство омерзения, они махнут на меня рукой и спасутся бегством. Мда, для создания пущего эффекта отвратительности, мне бы одну руку освободить и вызвать содержимое желудка.

— Заткни ей рот, — Джон рявкнул без дела стоящему сыну, взирающему на нашу троицу с высоты своего роста

— Пошли на… м-м-м, — я не успела произнести сильнейшее отечественное проклятье, так как мой рот был грубо запечатан куском вонючей тряпки. Но перед этим я умудрилась больно прикусить этого поганца, за что схлопотала звонкую пощечину, от которой зазвенела голова. Жалко палец не отхватила. Ничего, вот сейчас, придет светлячка, да вы у меня кровью ссать будите. Я вас сгною.

— Вот и славно, тишина, — блаженно выдохнул этот старый извращенец. Растянувшись на кровати и закинув руки за голову, он сканировал меня своим взглядом, будто прицеливаясь и выбирая кусочек повкуснее. — Знаете, Диана, сначала я хотел вколоть Вам сильнодействующее наркотическое успокоительное, но потом передумал. Вы прекрасная девушка и мои мальчики Вас сразу заприметили. Я думаю, Вы понимаете, о чем я… Все мы здесь люди взрослые…

Мне зафиксировали все, вырваться нереально. Ладно. Сидим тихо и экономим силы. На помощь мне никто не собирается, ну и черт со всеми. Сама справлюсь, как обычно. Интересно, а эти гориллоподобные существа разговаривать вообще умеют? А то складывается ощущение, что нет, за все время нашего тесного общения они не проронили ни звука. Жирдяй занял сидячее положение и прикоснулся к моему животу, затем медленно повел своей ладонью вверх, огибая и ощупывая полушария грудей. Эти касания вызывали во мне только рвотные рефлексы. Урод. Давай. Трогай. Сука. Трогай. Поди, никогда девку красивую в глаза не видел. Откуда только выродки твои появились? Глаза жгло огнем, горло горело от желания заорать и выплеснуть тот заразный негатив, который как неизлечимая болезнь поселился в каждой моей клетке. Видимо та злость, которой я сейчас и была, отразилась в моих глазах, поэтому доктор больно вцепился в мой подбородок, заставляя смотреть в его лицо. Господи. Он ненормальный. Он действительно сумасшедший. Его мерзкий язык мелькал между его губ еще быстрее, зрачки были нереально расширены, а по лицу безостановочно лился пот.

— Смотри на меня. И не смей отворачиваться, — О. Мы уже перешли на ты. Он зло шипел каждое слово в мое лицо, обдавая своей адской вонью. — Будешь вырываться, тебе же хуже будет. Парни очень просили тебя не отключать. Им надоело развлекаться с невменяемыми. Да и мне уже стало неинтересно.

Пока я слушала весь это кошмар, я ощущала поглаживания не только моего лица, но и чувствовала дюжее желание своего сдерживающего живого кресла. Говорят что у больных людей в голове пусто, а в штанах густо. Я в этом убедилась. Я что-то не въехала. Папаша тоже собрался в этом участвовать?

— Если будешь дергаться, я тебя отключу, но я тебя уверяю, ты многое потеряешь. Насладись последний раз в жизни, пока еще можешь.

Не дергаться, главное не дергаться.

— Сейчас тебя отпустят, а ты ведешь себя хорошо. Поняла?

Я промычала в знак согласия.

— ПОНЯЛА?

Я еще активнее закивала головой. Отпустят, а там будем действовать по обстановке. Главное нанести точные удары.

— Хорошая девочка, отпусти ее, — мгновенно мои каменные тиски разжались и мы замерли глядя друг на друга, ожидая последующей реакции. Доктор, выдернув кляп, приблизился к моему лицу и поцеловал.

*лядь. Да я лучше килограмм говна бы съела.

— Диана. Горячая. Маленькая… — Он облизывал мое лицо, не переставая приговаривать и сдабривать накаленную обстановку уменьшительно-ласкательными словечками — расслабься, что ты так зажалась. Тебе же больнее будет. — Я сильнее сжала веки, чтобы ни видеть эту гадину. Плеч коснулись другие руки, одного из его отпрысков, он несмело стал забираться под ткань сорочки, и сжимал грудь, будто впервые в своей жизни, неумело, чем доставлял мне невыносимую боль.

— Нет, не так, я хочу по-другому, — я сделала громкое объявление, чем ввела их в шок.

— Как? — только и смог выдавить жирдяй.

— Стоя. Я хочу стоя. Я не люблю делать это в кровати. Можете не отказать мне в этой маленькой просьбе? — последнее предложение я проговорила настолько приторно и сладко, насколько была способна в тот момент, не забывая активно заглядывать в глаза главе их ненормального семейства. Должно сработать. Должно. Хоть и трясет меня неимоверно, но нужно держаться из последних сил. На кону самое ценное, что существует в мире. Жизнь. Моя жизнь.