Тиффани Райз - Госпожа (ЛП)

- Я понимаю. Когда она вернулась к дяде, он бы не захотел, чтобы у нее был такой сосед, как ты.

Глаза Уесли округлились.

- В смысле, мужчина, - быстро добавила она. - Он бы не захотел, чтобы она жила с мужчиной.

- Ты знала, что они расстались?

Лайла снова покраснела, в ее ярких голубых глазах отражалось чувство вины.

- Уровень сахара в крови все еще низкий.

- В сумке есть таблетки глюкозы. И ты покраснела, - сказал Уесли, подмигнув ей.

Она протянула ему одну таблетку.

- Ненавижу этот бледный цвет.

- Сейчас ты не бледная. Ты ярко-красная.

- Надо было позволить тебя отключиться, - Лайла посмотрела на него и улыбнулась.

- Надо было, - ответил он. - Но этого не произошло, так что теперь ты должна рассказать мне, почему ты покраснела.

- Я покраснела, потому что... дядя не знает, что я знаю об их расставании с тетей.

- Как ты узнала? Нора рассказала?

- Их комната находилась рядом с моей. Я слышала их разговор.

- Ты подслушивала?

- Только разговор, - он не был уверен, что верит ей. Ее румянец был настолько ярким, что Уесу захотелось надеть солнечные очки. - Однажды она приехала навестить нас, и я слышала, как она говорит о расставании с ним, и чтобы он не говорил нам. Казалось, он знал, что она вернется к нему. Поэтому не сказал нам о ее уходе.

- Она вернулась к нему, - Уес снова закрыл глаза. - Он был прав.

- Он всегда прав, - Лайла усмехнулась. У нее был приятный смех - милый и мелодичный. - Уес? Ты не спишь? - Лайла щелкнула пальцами у его ушей.

- Не сплю. Голова кружится. Если бы Нора увидела меня в таком состоянии, она бы всю дорогу до Кентукки пинала бы меня под зад.

- Не думаю, что она бы злилась на тебя.

Он кивнул с закрытыми глазами. Она бы злилась на него. В бешенстве. Боже, как сильно он хотел, чтобы она была рядом сейчас и кричала на него, говорила, какой он глупый, потому что не нашел пяти минут, чтобы перекусить. Он так хотел вернуть ее, был готов продать собственное тело за это. Почки, легкие, - все чтобы вернуть ее. Слава Богу за этот небольшой приступ пониженного сахара в крови. По крайней мере, все спишут дрожь в его теле на это, а не на истинную причину, потому что он просто еще никогда в жизни не был так напуган.

- Я впал в диабетическую кому, пока жил с ней. Как только меня выписали из больницы, она целый час читала мне лекцию о том, как я ее напугал, и как мне запрещается делать это снова.

- Не могло же все быть настолько плохо. Ты улыбаешься.

- Получать взбучку от Норы почти весело. Я не понимал, что она так заботилась обо мне пока... знаешь, не поняла, что потеряла меня.

- Как говорят: «только потеряв, учишься ценить».

Он покачал головой.

- Нет, не правда. Я всегда знал, что у меня было. Мне не нужно терять, чтобы понять.

- А что у тебя было?

Нора , - подумал он, но не сказал вслух. Лайла, казалось, успокоилась от мысли, что Нора и ее дядя были влюблены и сошлись снова. Ради блага Лайлы он сохранит правду о его отношениях с Норой.

- У меня был лучший друг, и я хочу ее вернуть.

- И мы вернем ее, - донесся голос из дверного проема. Уес открыл глаза и увидел Сорена. - Чего бы нам это ни стоило.

- Ты уверен? - Уес с пола посмотрел на Сорена

- Да.

- Надеюсь, ты прав, - сказал Уес и начал подниматься на ноги.

Сорен протянул руку Уесу. Он лишь посмотрел на нее, прежде чем встать самому, несмотря на то, что волны головокружения чуть не заставили его упасть.

- Я всегда прав, - ответил Сорен. - Когда будете готовы, мы уедем из дома.

- Кто мы?

- Я, Грейс и вы двое, - Сорен кивнул на него и Лайлу.

- А Кингсли? - спросил Уес, головокружение прошло, и его зрение прояснилось.

- Нет, - Сорен протянул руку, и Лайла прижалась к его груди, словно птенчик под крылом. - Он уже уехал.

«Я попросила моего мужа пожертвовать собой ради тебя».

Эти слова Мари-Лауры остались в голове Норы после их небольшой сказки на ночь. Французская сука бойко пожелала «Bonne nuit», прежде чем улечься на подушку и погрузиться в глубокий сон. Нора думала накричать на Мари-Лауру или пнуть ее, или что-то еще, но Деймон, словно немая угроза, стоял и наблюдал за ней. Поэтому Нора устроилась как можно удобнее, несмотря на оковы на запястьях и неудобную позу, и молилась всем сердцем, душой, и силами, чтобы никто не умер из-за этой женщины, ее ожесточенности и одержимости. Но никакое количество рассуждений и рационализации не оправдает это безумие, поэтому Нора молилась только о чуде.

На рассвете она, наконец, заснула. Нора проснулась от онемевших из-за веревки рук в этом мире без чудес.

Одна в комнате, которую присвоила себе Мари-Лаура, Нора спокойно и рационально, насколько могла, обдумывала свое положение. Мари-Лаура, очевидно, чокнулась. Это было самое мирное и разумное определение, которым Нора могла охарактеризовать бывшую жену Сорена. Нет. Нынешнюю жену. И подумать только, Нора последние восемнадцать лет переживала, что церковь узнает о ней, а она была лишь любовницей. Интересно, что бы они сделали, узнай, что у него была жена?

Однако... Нора пыталась успокоить себя, наблюдая, как солнце поднимается над подоконником. Сорен не был священником, когда женился. И весь мир считал Мари-Лауру мертвой. Брак так и не был косуммирован, несмотря на попытки Мари-Лауры соблазнить мужа. Конечно же, Сорен аннулирует брак, как только это все закончится. Или, еще лучше, он станет вдовцом.

Нора заставила себя не думать о превратностях семейного положения Сорена. Это не важно. Она думала об этом лишь потому, что реальная проблема пугала ее еще больше. Ей нужно прорваться сквозь эти мысли. Она не могла сдаться. Мари-Лаура не страдала от приступов малодушия при убийстве людей. Она однажды столкнула юную девушку со скалы. Заставить одного из ее мальчиков засадить пулю в мозги Норы будет еще проще.

К счастью, Мари-Лаура была настроена сначала поиграть с ней, Сореном и остальными. На это понадобится время, а за большой его промежуток может произойти что угодно. Мари-Лаура, очевидно, недооценивала людей, которых решила облапошить. Ее всегда забавляло то, как они с Кингсли выбирались в город, как вдвоем запугивали невинных людей в толпе. Кингсли Эдж - Король Извращений, Король Преисподней - о его подвигах в спальне ходили легенды. Он открыто признавался в любви как мужчинам, так и женщинам, в сексе, в извращениях, в темнейших видах удовольствия - кровопускании, найф-плэй, и, особенно им любимом, игровом изнасиловании - вызывающие страх в сердцах сторонних наблюдателей, с которыми они встречались. Очевидно, они не сталкивались со словом «игра». Извращенность Кингсли волновала их в последнюю очередь. Кингсли был бывшим шпионом и киллером, который провел десять лет, убивая врагов Французского правительства. Вот что должно было их волновать.