Владимир Купрашевич - Архивариус, или Игрушка для большой девочки (переиздание)

Женька, выслушав покаяния Ксении, с минуту хлопала на нее глазами, потом, постучав сжатыми в кулак пальцами по собственному лбу прочитала нотацию:

— Какого черта ты занялась самодеятельностью? Я в Питере со дня рождения и то думаю, прежде чем податься на поиски. Хорошо тебя еще не завербовали за бугор, концы бы в воду… Сейчас бы с голой жопой намывала вонючие ноги какому-нибудь африканцу за шкурку от банана. Я же нашла тебе работу. Чем она тебя не устраивает? Не блеск, но на первое время сойдет. Зато в старинном здании. По твоему вкусу. Жить то на что-то надо!

Ксюша, вздохнув, хотела, было, оправдаться, что привыкла полагаться на себя, но ничего не сказала, а только согласно кивнула головой. Организация, в которой Женя отыскала ей место ответственного сотрудника по управлению шваброй, представлялась Ксении научным центром в солидном здании со швейцарами. Но реальность оказалась куда более впечатляющей. По сути, это был огромный старинный, собор, с округлыми крышами, толстыми кирпичными стенами с облупившейся и продолжающей отваливаться штукатуркой. В такую богадельню опасно было даже входить, не только что работать в ней. Евгения же с восторгом оглядывала массивные стены, арочные окна с потемневшими витражами, металлическую охранную доску с позеленевшими римскими цифрами под сенью крылечного, еще не рухнувшего навеса. В трещинах штукатурки кое-где торчали проросшие веточки кустарника… Ксюша, затаив дыхание, поднялась на крыльцо и онемевшей рукой открыла дубовую дверь, чем-то напоминавшую ту, за которую ее недавно выставили…

Инспектор отдела кадров, она же секретарь и делопроизводитель — округлая немолодая тетка с оригинальной фамилией Коклюшкина разглядывала Ксению с таким любопытством, словно та пришла устраиваться на должность первого руководителя. От нее же Ксюша узнала о своем жаловании, в мизерность которого трудно было поверить. Может быть этим и объяснялось повышенное внимание кадровички к претендентке. Узнав, что Ксюша иногородняя она понимающе кивнула головой, и интерес в ее глазах погас. Заполнив бумаги, лупоглазая тетка повела новую сотрудницу знакомить с объектами, на которых Ксении предстояло проявлять чудеса трудового героизма.

Экскурсию Коклюшкина начала с будущей резиденции «научной сотрудницы» — маленькой кладовой в середине коридора, В кладовой она пересчитала инструментарий, за который новобранке пришлось многократно расписаться в целом ворохе бумаг, и, повздыхав, что ничем больше обеспечить нет возможности, вручила Ксении солидных размеров ключ. Осмотр помещений, которые предстояло убирать Ксении, по словам кадровички много времени у них не займет.

Объекты, вопреки ожиданиям претендентки совсем не вызвали трепета перед вечностью — обычные комнатухи со всяческой техникой от вычислительной до бытовой и не запоминающейся публикой. Коклюшкина пояснила, что, после того как здание реквизировали, половину площадей перестроили, остальную часть законсервировали. То ли думали продолжить реконструкцию, то ли еще чего…

Весь исследовательский институт, как уяснила Ксюша, состоит из трех-четырех десятков непонятно чем занимающихся людей.

Появление новой работницы никого особенно не взволновало. Лишь один — лысоватый, плотненький мужичок, выскочив из-за монитора, собрался, было принять участие в инструктаже, но Коклюшкина жестом задвинула его обратно.

Апартаменты самого директора мало чем отличались от остальных — было лишь попросторнее, оттого что он там находился один, да отсутствовали компьютеры, вместо которых за его спиной неизвестно для кого мерцал экраном небольшой цветной телевизор. Сам руководитель встретил их отсутствующим взглядом усталых глаз, что-то пробормотал, мотнув седой головой и вышел, решив, видимо, что пришли убирать. Или что пора убираться самому.

Общий результат ознакомления энтузиазма не вызывал. Впечатление создавалось такое, что уборщицы здесь не было со времен Петра Первого. Когда Ксения уже решила, что вся территория ее будущей деятельности очерчена экскурсовод кивнула еще на одну дверь с едва различимой табличкой «Архив».

Ксюша, еще не заглянув внутрь почувствовала какую-то настороженность, а когда шагнула за порог дыхание ее остановилось. Ни в одном из фильмов, не видела она такой впечатляющей картины, от которой бы веяло глубиной времени, пространства, чем-то таинственным, загадочным и в то же время, словно знакомый отзвук из своей прежней жизни.

Этим придуркам — режиссерам вечно чего-нибудь не достает, чтобы создать захватывающую картинку. То игра света и теней не та, то цветовая гамма не вписывается, то центральная фигура из другого сюжета… Здесь все на месте. Слева и справа под сводчатыми потолками стеллажи заполненные свитками и старинными книгами с потертыми коричневато-золотыми корешками. Дневной свет слабо пробивается из-за стеллажей и попадает лишь на часть прохода и несколько потолочных фрагментов. Проход широкий, Пол деревянный, высвечивается участками в разные тона: более выразительные, красноватые там, куда попадает свет и почти черные в остальной части. Прямо по проходу, в стене неглубокая арочная ниша. В этой оправе не то монах, не то писарь, в черных одеждах с сумеречным непроницаемым лицом, ссутулившийся над столом из темного дерева, заваленного бумагами… Основное освещение от настольной лампы, больше похожей на лампаду падает на его лицо. Губы плотно сжаты, в руках гусиное перо… Вероятно это и есть архивариус.

Она смотрела на него с изумлением и долго не реагировала на попытки кадровички завершить экскурсию. Обычно воображение рисует нам предстоящие картины с большими погрешностями к действительности и подсознательно, подготовив себя к определенным эмоциям, мы испытываем естественное разочарование. Здесь же ей стало казаться, что где-то она уже все это видела. впечатление не было омрачено ни единой, самой незначительной неточностью, настолько ее представление об архивариусе, как о чем-то бесконечно загадочном совпало с фигурой за массивным дубовым столом. Чаще это случается в молодости, когда иллюзии неуправляемы. Тем восхитительнее такие совпадения. С возрастом наши фантазии становятся беднее.

Ксении мучительно хотелось, чтобы он поднял на нее глаза, ей даже было немного жутковато — наверное, это будет какой-то пронзительный взгляд, и в этих зрачках можно увидеть что-то из далекого-далекого прошлого и умереть от страха…

Но он даже не шелохнулся. Ксюша хотела спросить его имя, но не решилась, хотя и напрасно — мало ли у того возникнут какие-то претензии к качеству ее работы, а как объясняться с человеком, имени которого не знаешь. Этими умозаключениями она поделилась с кадровичкой, уже за дверью. Имя архивариуса, которое та назвала, оказалось более обыденным, чем он сам.