Тиффани Райз - Ангел

Сюзанна прикрыла рот рукой, чтобы заглушить смех. Ну и трепло же он. Она и Патрик не знали абсолютно ничего о том, что могло случиться в этой церкви за все время ее существования. Патрик улыбался, но затем улыбка стала исчезать с его лица, когда он слушал голос на другом конце.

- Два года назад, - повторил Патрик и написал что-то на блокноте рядом с коленом.

Девушка прочла эти слова, и кровь отхлынула от ее лица. Патрик повесил трубку и посмотрел на Сюзанну, та оторвала взгляд от страницы и перевела его на Патрика.

- Теперь ты знаешь, почему я это делаю, - сказала она, и Патрик кивнул. - Дело не только в Адаме. Больше нет.

Сюзанна снова посмотрела вниз на нацарапанные строчки.

«Микаэль Димир, четырнадцать лет, пытался покончить жизнь самоубийством в церкви Пресвятого Сердца. Единственный свидетель – Отец Маркус Стернс»

Дождавшись наступления темноты, Нора отправилась в Пресвятое Сердце. Припарковав машину в тени густой рощи, что защищала дом священника со всех сторон, она прогуливающейся походкой, выбрав самый короткий путь, направилась прямиком к входной двери Сорена. Взглянув на деревья, Сатерлин улыбнулась. Она вспомнила, как однажды в пятницу тайком пробралась в дом священника, тогда ей было шестнадцать лет, она еще была Элеонор Шрайбер, а Норы Сатерлин не существовало и в помине. В тот день она пропустила школу по самой что ни на есть прекрасной причине: ей хотелось побыть на солнце. Тогда, у нее было предчувствие, что, если бы ей пришлось сидеть на уроке химии, то в конечном итоге она бы наглоталась ацетона в подсобке только ради того, чтобы сбежать. Прогуливаясь по тропинке между деревьями за церковью, девочка увидела Сорена во дворе дома. Никогда раньше она не видела его в другой одежде, кроме обычных церковных облачений, но в тот день на нем были джинсы и белая футболка. Даже в сутане было видно, что мужчина хорошо сложен, теперь же Нора могла рассмотреть его мускулистые руки, упругие бицепсы и сильную шею без белого воротничка. Руки Сорена были в грязи, когда он с впечатляющей силой выкапывал ямы и сажал трех-четырехфутовые саженцы в землю. В своей обычной одежде и солнцезащитных очках, в лучах апрельского солнца отражающихся от светлых волос, ее священник казался существом не божественной, а дьявольски порочной красоты. Внутренние мышцы бедра заныли только при виде него.

- Элеонор, ты должна быть в школе.

Он даже не оторвал взгляда от своей работы, присаживаясь на колени и укрывая корни саженца черной землей.

- Это был вопрос жизни и смерти. Если бы я осталась в школе, то пришлось бы убить себя.

- Так как самоубийство - это смертный грех, я прощаю тебе прогул. Но тебя не должно быть в доме священника.

Мужчина не казался сердитым или разочарованным, только удивленным ее поступком, впрочем, как обычно.

- Я за забором. Я даже не в доме, а просто рядом. А что вы делаете?

- Сажаю деревья.

- Это понятно, но зачем? Двух миллионов деревьев вокруг недостаточно?

- Не совсем. Из церкви все еще можно увидеть мой дом.

- Это что, плохо?

Сорен встал и подошел к забору. Нора вспомнила, как в тот момент забилось ее сердце. Он наверняка мог слышать стук через ее грудную клетку. Стоя лицом к лицу с девочкой, отделенный от нее только забором и четырнадцатилетней разницей в возрасте, Сорен снял очки и посмотрел ей в глаза.

- Я люблю уединение, - сказав это, мужчина заговорщицки улыбнулся.

- Пройдут годы, прежде чем вы его получите.

Сорен приподнял бровь, и Нора покраснела.

- Уединение, я имею в виду. Эти деревья будут расти вечность.

- Не эти. Адамово дерево, и вот эти виды ивы являются одними из самых быстрорастущих.

- Так гонитесь за своей личной жизнью?

- Я могу подождать.

Что-то в его глазах и голосе говорило, что теперь они говорили не о деревьях. Я могу подождать, сказал он и смерил Элеонор взглядом, настолько интимным, как будто по ее лицу прошлась его рука, а не только взгляд.

Призвав все свое мужество, Нора не отвернулась.

- Я тоже.

Отбросив мысли о прошлом, Сатерлин вошла в дом священника через заднюю дверь. В ночной тишине единственным звуком был тихий скрип дерева под ногами. Ей будет не хватать этого звука летом, этого дома и священника, который жил здесь. Сегодня будет их последняя ночь вместе до конца лета и пока не утихнет вся суета насчет замены епископа Лео. Тогда она и Сорен смогут вернуться к своей необычной версии нормальной жизни.

Но только если его не выберут на замену епископу. Пожалуйста, Боже, она молилась, пожалуйста, пусть его не выберут.

Пройдя через кухню, Нора увидела одну зажжённую свечу в центре стола. Рядом со свечой лежала маленькая белая карточка, и на ней элегантным почерком Сорена были написаны инструкции: Сначала ванная. Затем приходи ко мне.

Держа карточку за уголок, Сатерлин поднесла ее к свече и позволила огню поглотить слова Сорена. Она задула пламя, когда то коснулось ее пальцев, и сбросила пепел в раковину. Как практически у всех приходских священников, у Сорена была экономка, занимающаяся хлопотами по дому. Нора была благодарна миссис Скалера – женщина была настолько упорной, что могла заставить даже Сорена сесть и поесть, когда он забывал о трапезе - но также Сатерлин знала, что любая записка от него, один единственный черный волос или шпилька или любой другой признак, что в доме побывала женщина, найденный экономкой, поставят под угрозу всю карьеру Сорена.

Нора начала раздеваться, поднимаясь по узкой лестнице на второй этаж. Она любила дом священника. За семнадцать лет он стал ее тайным вторым домом. Небольшой готический двухэтажный коттедж был очень далек от просторного особняка, где Сорен родился и жил, пока ему не исполнилось одиннадцать лет. Но тот дом никогда не был ему родным. При всей своей внешней красоте то был дом ужасов. А это место похитило его сердце так же, как и Элеонор годы тому назад.

Вдыхая пар, поднимающийся от горячей воды, Нора позволила теплу просочиться через кожу. Сорен часто купал ее до своих сессий. Это было актом доминирования, актом заботы родителя о маленьком ребенке, и что еще более важно, это расслабляло мышцы так, что избиение причиняло боль, но не травмировало.

Нора не стала задерживаться в ванне или тратить время на то, чтобы вымыть волосы. Она хотела его, нуждалась в нем. Сегодня был их последний вечер вместе на следующие два или три месяца. Пять лет, напомнила она себе, и на ее глаза навернулись слезы. Пять лет они жили порознь. Два месяца должны казаться ничем.

Но что, если она оставит его и на этот раз не сможет вернуться?

Нора вышла из воды и вытерлась. Завернутая лишь в белое полотенце, она шла по коридору в его спальню. На первый взгляд спальня Сорена казалось идеальным отражением того, каким он был на людях. Темное дерево каркаса двухсотлетней кровати королевского размера с балдахином идеально сочеталось с древесиной пола. Потолок арочного типа, словно церковный неф. Сквозь распахнутое эркерное окно в комнату лился лунный свет. Все было чистым, аккуратным, скромным, элегантным и благочестивым. Незапятнанная современной технологией и без избытка украшений, это была спальня человека, которому ничего не нужно было доказывать.