Айвен Честный - Пульт от девушки

– Вот ты все свои книжки читаешь, а Машка, вон, соседская по тебе росой исходит, – говорил ему его добрый подвыпивший дед, вставляя “Приму” в мундштук.

– Деда… перестань, ну…

– Эх, внучара ты глупая моя… Если бы мне сейчас твою молодость! – Дед добродушно засмеялся, причмокивая, когда раскуривал дымную сигарету.

– О… Не начинай опять мозгосверлений с высоты прожитых лет.

– Могу гордиться, что прожитых не понапрасну, между прочим! Пойми, Максимка, мужик в материальном плане начинает цениться только после тридцати пяти, когда жизнь начинает приносит денежные плоды. Многие всю жизнь пашут, чтобы только поиметь бабу. И часто все мимо. Они могут прожить насыщенную жизнь, стать героями, раздавать люлей врагам и подлым, быть спортсменами, играть на гитаре и петь. Глядь, в сорок у них уже все есть. Даже пузо и лысина. А бабы то и нет. Впрочем… бабы тоже порой всю жизнь тренируются ловить венок на чужих свадьбах, но не готовятся стать женой… Но я не об этом… – Дед, хорошо, захмелев, встал покачиваясь со скамейки, чтобы пойти спать. Перед тем, как уйти он сказал:

– Нельзя жить мимо. В семнадцать у тебя, конечно, ни шиша нет за душой, пока твой хренок жалобно скулит. Но в этом возрасте к тебе еще нет особых финансовых претензий со стороны девок. Молодость побеждает. Используй это, а то потом и вспомнить то нечего будет, когда только на семью пахать станешь. После того, как твой отец далдон появился на свет, у меня уже времени и сил не было. Гуляй! Тока это… побочные эффекты в виде ребенышей тебе сейчас не нужны. Аккуратнее будь, не дури. – И известный во всей округе ветеринар, которого жители сел, звали “добрый доктор Айболит” ушел спать, так и не дожив до того момента, когда внук стал мужчиной.

Вспоминая слова деда, Макс посмотрел на спящую Катю. У него дома лежала самая милая девушка в на свете. Он имел над ней власть при помощи пульта и осознавал то, что никакой он не альфа. Поедая мед, хочется чувствовать, что имеешь на него право. Поэтому некоторые мысли назойливо гудели, как комары в темноте и не давали ему уснуть. Он решил позвонить Тому.

– Да, чувак. Чего стряслось опять? – голос Тома был настороженным.

– Взял.

– А я то уже думал поменять тебе девку на другую, посговорчивее. Шучу, конечно. Ну, поздравляю тебя! Красава! На самом деле, я в курсе, что все у вас хорошо. Индикация работает.

– Чего же ты сам не позвонил?

– Если я буду после каждой первой палки своих клиентов звонить им с поздравлениями, то когда-нибудь кто-нибудь из них просто убьет меня.

– Чувак, я на седьмом небе! Она кончает как…

– Бррр… Избавь меня от подробностей. Не забывай, что у меня все ее биологические показатели и все твои команды. Мне дела до них нет, пока все идет как надо хорошо и все счастливы.

– Да я понимаю…

– Поздравляю тебя. Правда. Слушай, если это все, то я сам сейчас не один…

– Извини, просто… Хотел сказать… Я, наверное, верну пульт.

В телефоне послышался усталый вздох Тома.

– Слушай, мужик, не ты первый, кто после пары дней кайфа считает, что теперь больше не нуждается в наших услугах. Поверь мне, еще рано. Без пульта ты – ноль.

– Да в том-то и дело… Не хочу я так. Другие имеют власть над своими девушками при помощи каких-то своих естественных качеств. Понимаешь меня?

– Ну и что с того? Честный ты наш Дон Кихот! – Том был раздражен. – В этом мире каждый вправе использовать то, что у него есть! Разве бывает честный бой?! Даже если рыцари имели одинаковое снаряжение, все равно побеждал наиболее подготовленный из них. Разве это честно, если один лучше подготовлен? В личной жизни такая же шняга: у кого-то лицо и мышцы, у кого-то деньги и тачка, у кого-то член тридцать сантиметров. Кому что подарила судьба. И если бы существовала такая возможность, то черные предпочли бы быть белыми, феминистки стали бы мужиками, а задроты превратились бы в мачо. Все они просто выбрали бы быть сильнейшими. Но все это либо не реально, либо очень тяжело достижимо. Поэтому, негры просто добились белых прав, феминистки залезли на трибуну закона, а Макс получил пульт управления женщиной.

– Хорошо… будь по твоему, – тихо сказал Макс. Но ответь мне еще на один вопрос. Со мной-то ботаном все ясно… Но неужели у них на западе все настолько плохо с женщинами, что появился спрос на подобный товар, как пульт?

– А ты сравни их фильмы и наши. У них респектабельные чуваки воюют за стареющее влагалище с прицепом. За право растить чужих детей и осеменить это влагалище еще раз. И все это ради того, чтобы быть нужным и иметь допуск к телу. У нас же двадцатилетние красавицы поклоняются пятидесятилетнему безработному фалосу-художнику на скейборде…

– Да… наверное, ты снова прав…

– Не наверное, а точно… – сказал Том, а затем добавил уже гораздо тише, – слушай, я бы поболтал с тобой, но и мне надо попарить качан. Выпьем потом. Ты еще не проставился.

– Без базара!

– Эротичных тебе снов, чувак.

И на этой успокаивающей совесть и самолюбие ноте Макс затушил сигарету и улегся спать, ощущая упругую и теплую грудь Кати, упершуюся ему в спину. Только сейчас ему стал полностью понятен смысл сказанного его дедом. И Максу предстояло наверстывать упущенное.

Лето полностью вступило в свои права и, казалось, каждый порыв теплого ветра, который колыхал девичьи платья, теперь был пропитан феромонами. По настоянию Макса, Катя теперь не носила нижнего белья, что позволяло им спонтанно предаваться разврату даже в городских парках. Бабушку Кати, наконец-то, выписали из больницы, а ехать на съемную квартиру Макса после того, как он ее встречал с учебы, часто элементарно не хватало терпения. Люди, пришедшие на пикник, порой и не догадывались, что девушка, сидящая верхом на парне задом наперед, не просто делает ему массаж ног. Занимались они этим и в поезде, взяв купе на двоих до Питера. Зайдя в пустой лифт в каком-нибудь высотном здании, в задачу Кати входило успеть довести Макса до оргазма, пока они ехали до самого верха, постоянно рискуя, что кто-то зайдет посредине. Впрочем, пару раз доходило до откровенной наглости. Один раз, когда Макс, посчитав, что они остались совсем одни, полностью раздел Катю в парке у пруда. Она так неистово прыгала на нем и кричала: “О, черт!”, постоянно убирая одной рукой спадающую копну волос со своего лица, что им вскоре пришлось, смеясь, убегать от полицейских фонариков, освещающих их сверкающие задницы. Другой раз Катя была в платье, но Макс умудрился “натянуть” ее прямо в библиотеке консерватории. Естественно, что их кто-то сдал. И, стоя на ковре у заведующей консерватории, Кате чудом удалось избежать исключения играя из себя саму богиню добродетели Гевьон. Благо, заведующая была очень близорукой дамой, что оградило ее психику от вида нагло просвечивающих сквозь летний сарафан стоячих сосков без бюстгальтера, который в это время болтался разорванный где-то на уровне талии под одеждой.