Александр Верт - Демон желания для девственницы

Но мне все же повезло.

В окно кухни я увидела папу, сидевшего на лавочке под цветущей яблоней. Он сосредоточенно читал газету… да, да! Несмотря на подаренные ему большой планшет и книгу с электронными чернилами, он упрямо продолжал выписывать их на наш адрес и очень возмущался, когда на нашем участке сократили часы работы почтальона, который вместо трех раз в неделю стал разносить почту и корреспонденцию всего один.

Предчувствуя разговор долгий и тяжелый, я заварила ему и себе чай с ромашкой, по маминому рецепту − с веточкой розмарина, поставила заварник с двумя чашками на деревянный поднос и вышла в сад.

Услышав мои шаги, он кратко поднял взгляд поверх своего увлекательного чтива и, только когда я подошла ближе и села рядом, опустил на колени газету. Сказал без тени улыбки:

− А я думаю, что за красотка ко мне идет? Хотел сказать, что женат и в компании не нуждаюсь, а это Алиска моя. Надо матери сказать, чтобы очки мне новые купила, того и гляди Игоря с кем-нибудь спутаю.

− Игоря? Спутаешь? − усмехнулась я, припоминая долговязого брата, маниакально блюдущего рельефность собственного тела. − И с кем же? С грабителем?

− Типун тебе на язык. Дедов карабин, знаешь ли, все еще готов к бою, а вот руки уже не те. Могут и дрогнуть.

Сказал серьезно, в своей манере, а я не удержалась и фыркнула от смеха.

Помолчали.

Наверно у меня на лице все было написано, потому что, вместо того чтобы еще пошутить о чем-нибудь, папа аккуратно тронул меня за плечо и спросил, заглянув мне прямо в глаза.

− Случилось что, дочка?

Я поджала губы, едва сдержав подступивший комом к горлу громкий жалостливый всхлип. И глаза как-то сразу защипало… так, что пришлось на запястьях натянуть рукава кофты и промокнуть ими влагу, предательски выступившую на ресницах.

Еще помолчали.

− Ммм… − довольно протянул папа, дождавшись, когда я взяла верх над нахлынувшими эмоциями, и, подняв чашечку с горячим напитком, потянул носом его аромат. − Мамин чай. А конфЭтка есть?

− Конечно! − прохрипела я севшим от слез голосом и полезла в карман кофты. Выложила на поднос прихваченную из вазы у холодильника горсть «Мишек на севере», его любимых.

− Ох, ну все − я весь твой. Что нужно? Женишку твоему лещей навешать? Ты не стесняйся, если нужно, можем взять на дело сразу и Игоря, и дедов карабин. Ну, чтоб наверняка.

И как ведь он так сразу понял, о чем мое сердце болело! Вот только бы если все так просто решалось… при помощи Игоря и дедушкиной винтовки.

− Не поможет, пап. Если бы помогло, я б его сама, вот этими вот руками!

− Ишь, какая кровожадная! − похвалил отец и громко отхлебнул чая. − Рассказывай.

Рассказала. Но всю правду все равно ему открыть не смогла. Мне было стыдно и за вранье по поводу фотошопорожденного Ильи Краснова, и за то что привязался ко мне не какой-нибудь демон, исполняющий желание в обмен на бессмертную душу, а инкуб-совратитель, всю дорогу настойчиво пытавшийся овладеть мной по-своему.

Ну, вот как о таком расскажешь, если до сих пор стыдливо прикрываешь глаза, когда смотришь кино с родителями, где на экране целуются?!

Я убрала из случившейся со мной истории всю эту божественно-магическую подоплеку, но оставила без изменений портрет весьма похотливого и эксцентричного богача, неведомо почему помешавшегося на моей скромной персоне.

− У него ничего святого нет, пап. Он ее заставил, понимаешь? А у Катьки брат, ты же помнишь… это так низко!

Выслушав меня, папа нахмурил кустистые брови и недовольно поджал губы под усами. Посмотрел на чашку с чаем, что держал в руке так, будто она одна была виновата во всех моих злоключениях. А я следила за каждым его движением и ждала, что сейчас… вот сейчас он вынесет свой вердикт моей запутанной истории. Скажет как отрежет, и я, наконец, пойму что делать с этим моим ожившим ночным кошмаром!

− Нда… − изрек он и поставил чашку на поднос. − Это я во всем виноват, Алиска.

− Нет, ты что! Пап, ты-то тут при чем.

− Очень даже причем. Это же я…. воспитал такую бесхребетную неблагодарную дрянь.

Эти слова были громче, чем пощечина. Кровь со скоростью света отхлынула от моего лица и, казалось, даже сердце мое перестало биться на миг. Я несколько раз раскрыла и закрыла рот, словно рыба, выброшенная на берег, пока мой папа… самый добрый и смешливый папа смотрел на меня с таким отвращением, будто перед ним была не я, а размазанная ботинком по асфальту склизкая пиявка.

− Из всех своих детей я всегда больше всего переживал за тебя. Ни красоты… ни таланта, ни характера. Такие не живут. Просто потому что не выживают. − Продолжил он и каждое слово, сказанное моим отцом, острым лезвием полосовало мое и без того кровоточащее сердце. − Все в этой жизни устроились, Алисонька. Все. Даже Игорь, со своим разводом. Он ведь не все ей отдал, этой своей суке бывшей. Далеко не все! У Славы бизнес, у Вики богатый муж, Алена сама не дура. А что же ты? − спросил он, подавшись вперед, сверля меня взглядом, от которого почва ушла у меня из под ног.

− Я… й-я?

− Ты − пустое место. Никто. И вот, у тебя появился шанс стать кем-то, обрести и свое счастье, отправиться в приключение всей жизни. И что ты сделала с ним? Вместо того чтобы идти и в ногах валяться у мужчины, который мог бы вознести тебя, серую и невзрачную, выше облаков? Ты приползла сюда, ко мне, жаловаться на то, что какой-то твоей подруге за разовое раздвигание ног заплатили больше, чем она за всю жизнь заработать смогла бы? И правда, горе-горькое, с какой стороны ни посмотри! Только вот даже у нее, у Катьки твоей все сложилось… а что же ты? Богатый, красивый, умный − а ты нос воротишь? И за что? − расхохотался он. − За кислую девственность свою держишься?

Я открыла рот, отчаянно желая оправдаться, но вдруг что-то будто заклинило в моей челюсти, не позволяя его закрыть. Я остолбенела из-за тяжелого, кувалдой обрушившегося на мою голову осознания, что мой папа, человек, которого я сколько себя помню любила искренней беззаветной любовью… просто не мог сказать мне таких слов и уж тем более знать о предмете нашего спора с Айтварисом!

− Кто ты? − просипела я, вновь обретая контроль над своим телом.

− Я? Твой отец, неужели не видишь? − рассмеялся человек напротив меня. Громко и зло, так, как мой папа никогда бы не стал. − Кто бы еще стал открывать тебе глаза на твою же глупость? Я забочусь о тебе, милая. Неужели не видно?

− Сволочь…. что ты сделал с моим отцом?! − прокричала я, вскакивая с места и бедром задела поднос с заварником и чашками − мамин любимый сервиз с душераздирающим звоном и треском разбился, ударившись о камни под нашими ногами.

Некто, напяливший на себя его облик, противно оскалился и внезапно в совершенно несвойственной моему папе манере откинулся на спинку скамьи и закинул ногу на ногу.